Зима в этом году в Средней Азии выдалась теплой, а весна – сырой и облачной. Старожилы такого не припомнят, а молодое поколение уверенно кивает: «Глобальное потепление!». Согласилось с этим и правительство Киргизии, одобрив в середине мая этого года документ под названием «Второе Национальное сообщение Киргизии по Рамочной конвенции ООН по изменению климата (РКИК)». Причем общее настроение и депутатов, и СМИ было достаточно оптимистичным – мол, вот-вот в страну пойдут иностранные инвестиции. Их приток должен обеспечить механизм чистого развития (МЧР), один из трех рыночных механизмов Киотского протокола (КП), с помощью которых мировое сообщество надеется снизить выбросы в атмосферу парниковых газов (ПГ). Директор отдела реализации проекта «Развитие экосистем Тянь-Шаня» Урматбек Мамбеталиев уверен: «На постсоветском пространстве Кыргызстан будет второй страной после Молдовы и первой в Центрально-Азиатском регионе, которая получит доступ к «карбоновым кредитам»«, то есть сможет обменивать на инвестиции из-за рубежа специализированные ценные бумаги, разрешающие иностранному инвестору выброс определенного количества ПГ в атмосферу у себя дома.
Время для торга
Киргизия ратифицировала Киотский протокол в 2003 году, отстав на четыре года от Туркмении и Узбекистана и опередив на пять лет Казахстан. Но пока ни выгод, ни убытков стране КП не принес, как, впрочем, и большинству других подписантов. Из всех стран СНГ на сегодня только Молдова смогла получить от исполнительного комитета РКИК официальные углеродные ценные бумаги, так называемые ССВ-сертификаты.
Зато за прошедшую пятилетку Киргизия успела проделать сравнительно большой объем работы. В республике создан Национальный комитет по последствиям изменения климата, получивший функции уполномоченного национального органа по МЧР. Комитет стал межведомственным координирующим органом, включающим в себя представителей ряда министерств и международных организаций.
Киргизские парламентарии приняли закон «О государственном регулировании и политике в области эмиссии и поглощения парниковых газов», Экологический кодекс и ряд других необходимых документов. Более того, с помощью международных доноров уже ведется подготовка трех проектов в рамках МЧР – по реконструкции 12 малых ГЭС (совместно с ПРООН); по лесовосстановлению и лесоразведению на 14 тыс. гектаров (совместно с Всемирным банком – ВБ) и по утилизации выбросов метана на городской свалке города Бишкека (при поддержке Министерства окружающей среды Дании).
Как рассказал «Эксперту Казахстан» национальный эксперт проекта ПРООН Улар Матеев, Киргизия сейчас находится на самых начальных стадиях разработки и внедрения этих проектов. Пока ни один из них не был подан для регистрации в ИС РКИК. Когда – и если – эти проекты вступят в фазу реализации, в Киргизию может ежегодно приходить несколько десятков миллионов долларов.
Быстро сказка сказывается
Несмотря на свою привлекательность, запуск финансирования в рамках МЧР требует немалого количества средств, времени и усилий по преодолению бюрократических рогаток – не в последнюю очередь на национальном уровне. По оценке экспертов ВБ, затраты по проектному циклу МЧР-проектов сегодня составляют свыше 250 тыс. долларов. Из них львиная доля – больше двух третей – приходится на подготовительную фазу; и лишь треть – на фазу реализации. Подготовительная фаза занимает, как правило, до полутора лет; фаза реализации – до 21 года.
Помимо финансовых препятствий скорейшему включению Киргизии в углеродный рынок препятствует, вольно или невольно, родная бюрократия. Государство в соответствии со своими обязательствами по Киотскому протоколу несет ответственность за реализацию проекта МЧР на своей территории. Каждый проект должен получить одобрение от национального уполномоченного органа МЧР, а также пройти экспертизу на соответствие национальному законодательству. В Киргизии эффективность работы Национального комитета по последствиям изменения климата заметно снижается частой ротацией кадров на высших руководящих постах министерств, что затрудняет координацию усилий и замедляет скорость принятия решений.
Более того, при ситуации, когда государственные институты часто действуют исходя исключительно из своих узковедомственных интересов и проводя самый поверхностный анализ того, как их деятельность сказывается на государстве в целом (ведомственный трайбализм), делегация полномочий руководителя уполномоченного национального органа по МЧР чиновнику в ранге директора агентства снижает престиж проводимых комитетом мероприятий. В Узбекистане, например, сходной структурой руководит министр.
По словам начальника отдела экономики природопользования нормативно-правового обеспечения Госагентства по охране окружающей среды и лесному хозяйству Валентины Некрасовой: «Если этот вопрос не будет приоритетом и правительство не будет ставить его во главу угла, мы ничего не сделаем... Должна быть политическая воля нашего государства, оно должно понимать, что мы неизбежно стоим перед этой проблемой и нужно что-то делать». Поэтому, видимо, не случайно еще в октябре прошлого года участники киргизского круглого стола «Энергоэффективность в социальном секторе и возможности углеродного финансирования» обратились с призывом к президенту КР Курманбеку Бакиеву стать лидером в продвижении проектов механизма чистого развития в Центральной Азии.
Пока этот призыв остается без ответа. А ведь можно было бы начать с малого, например, как Узбекистан, освободить иностранных инвесторов в рамках проектов МЧР от налога на добавочную стоимость.
Выше головы?
Впрочем, Киргизия при любом инвестиционном климате будет мало привлекательна для иностранных инвесторов. Для того чтобы стать интересным потенциальным покупателям на рынке ССВ, нужно, как это ни парадоксально в контексте природоохранной направленности этого механизма, «травить экологию» как можно больше. Инвестору гораздо выгоднее работать с одним крупным загрязнителем, чем с десятком мелких. Казахстан, Россия, Узбекистан в этом отношении предлагают бизнесу гораздо больше возможностей, чем Киргизия. «Многое зависит от размеров. Если Казахстан и Узбекистан прилично загрязняют окружающую среду, то у нас просто нет такой промышленности, нефти, газа. Чем ты сильнее дымишь, тем заметнее для инвесторов на рынке углеродных квот», – говорит Улар Матеев.
При всем желании Киргизии поучаствовать в борьбе с глобальным потеплением и по ходу дела получить «бесплатные» кредиты и технологии, ССВ «Made in Kyrgyzstan» не станут стабильным механизмом финансирования экономики республики. «Я не ожидаю, что от нашей стороны квоты станут серийным товаром. Это штучно. Построим мы 12 ГЭС или даже 300 – они все пойдут одним пакетом к одному крупному инвестору. Если засадим 300 тысяч гектаров лесом – тоже вряд ли наберется кредитов больше, чем на один пакет», – считает эксперт ПРООН.
Приходится признать, что, как бы ни хотелось Киргизии стать первой в Центральной Азии страной, получившей ССВ-сертификаты, пальма углеродного первенства вырастет не на ее газоне. Вероятнее всего, на узбекском – в настоящий момент шесть проектов из этой республики уже ждут своего одобрения в ИС РКИК.