Трансгенные продукты стали страшилкой нового времени. Ученые, запустившие в начале 1980-х процесс генной модификации для повышения урожайности агрокультур, сегодня заняты исследованием влияния генетически модифицированных организмов (ГМО) на живую природу, в том числе на животных и человека. На бытовом уровне ГМО воспринимаются как нечто чуждое самой человеческой природе. Причину многодневной свежести китайских фруктов люди связывают с опытами Поднебесной в области генной инженерии. Лучшей рекомендацией плодов может стать червоточина или гнильца. «Живые», — радуемся мы и охотно покупаем такие фрукты и овощи. Хотя на законодательном уровне в Казахстане поставщиков продукции обязывают указывать использование в ней ГМО при их содержании выше 0,9%, но на базаре вам никто об этом не скажет. Торговцы и сами не знают, а и знали бы, все равно не сказали: зачем отпугивать покупателей. В марте 2011 года в парламент поступил разработанный Министерством образования и науки (МОН) законопроект «О государственном регулировании генной инженерной деятельности», в частности, регулирующий распространение генетически модифицированных организмов на территории Казахстана. Профессор Кабыл Жамбакин рассказал «Эксперту Казахстан» о том, зачем нам нужен этот закон, а также развеял страхи по поводу ГМО.

В центре внимания — ЖИО

— Кабыл Жапарович, расскажите подробнее о законопроекте. Ведь это не первая попытка поставить под контроль ГМО. В 2009 году вышло постановление правительства, утверждающее правила оборота ГМО.

— Правила, о которых вы говорите, касаются исключительно контроля над содержанием ГМО в продуктах питания, маркировки продукции. Этот документ действует, другое дело, как он выполняется… Законопроект имеет несколько другую цель, потому что касается он семенного и посадочного материалов и в целом живых измененных организмов — ЖИО, под которыми подразумеваются и растения, и животные, и микроорганизмы. Речь идет о мониторинге и контроле ЖИО. Как говорится в этом законопроекте, мы должны отслеживать, каким образом посевной и посадочный материалы (я будут говорить о растениях) попадает в нашу страну. Начнем с того, что эти материалы могут идти транзитом через Казахстан или здесь с ним работают, чтобы потом продать в третьи страны, или приобретают, чтобы использовать на месте. Этот процесс нужно контролировать, говорится в законе. Отмечу, что все коммерческие генетически модифицированные сорта, а сейчас лучше уже говорить о генах, так вот все коммерчески используемые гены, которые вставляют в те или иные виды растений во всем мире, известны и занесены в базу данных.

— Как я понимаю, основная цель закона — разрешить ввоз ГМО-сортов в Казахстан?

— Это не совсем точно. Если закон будет принят, то все поставщики семенной продукции будут обязаны доказать, что эти семена биологически безопасны. Они должны будут представить документы о результатах испытаний на пищевую безопасность. Это первое. Второе — результаты агроэкологических испытаний. Даже при наличии результатов проведенных испытаний мы должны будем еще раз их проверить в наших агроэкологических условиях. Потому что у нас свой агроландшафт, своя дикая флора, это все должно учитываться при принятии решения — допускать эти семена в страну или нет. Все эти вопросы как раз и регулирует законопроект.

— А не слишком новый закон затянет процесс ввоза нового семенного материала: если придется проводить новые испытания в казахстанских условиях, то на это понадобится год-два, а то и больше?

— Но у нас уже существует закон, обязывающей проводить предварительные испытания любого семенного материала, который ввозится в страну. И не имеет значения, генетически модифицированный он или нет. Раньше срок испытаний был три года, сейчас, по-моему, год или два. Если поставщик заинтересован в коммерческой выгоде в Казахстане, он должен представить семенной материал инспекции Минсельхоза, и она дает разрешение на коммерческое использование только после полного изучения в процессе испытаний этого материала в различных регионах. Причем эти правила распространяются и на завозимые из-за рубежа сорта, и на наши внутренние. Если наш институт создаст какой-либо сорт, то нам также придется пройти через эту комиссию.

— Что может быть основанием для отказа?

— Низкая продуктивность, неэффективность. Это значит, что этот сорт болеет в этом регионе, плохо переносит почвенно-климатические условия, и его нецелесообразно допускать на территорию Казахстана или конкретного региона. Ведь допуск фермер расценивает как рекомендацию сорта к районированию. Тем более что он может в дальнейшем выращивать семена на продажу, то есть распространять этот сорт дальше. В новом законе прописано, что испытаниями должен будет заниматься Минсельхоз, который и так проводит испытания внедряемых в республике сортов. Теперь прибавятся еще и генно-модифицированные сорта.

Мы хотим предложить свои услуги Минсельхозу, потому что на сегодняшний день только институты МОН имеют квалифицированный персонал, соответствующее оборудование, этого у Министерства сельского хозяйства нет, и мы можем определить не только генно-модифицированный организм, но и какой именно ген встроен в тот или иной сорт.

Как вырастить суперсорняк

— Откуда ГМО-сорта могут поступить к нам?

— Из всех стран, где они широко используются, то есть США, Канады, Китая. Но они могут прийти к нам и транзитом. Допустим, Евросоюз запрещает пользоваться ГМО, но не запрещает выращивать и потом продавать этот семенной материал. И нет запрета на прохождение ГМО через страны ЕС транзитом. Существуют такие нюансы, которые мы должны учитывать и знать. Другое дело, как это все отслеживать. Мы должны четко знать, что для обнаружения ГМО нужны определенные технологии, методики. В частности, наш институт разрабатывает такие методики. Мы и ГМО сами получаем и работаем над тем, чтобы их определять. Именно в семенном и посадочном материале. Нас интересует именно эта часть. Академия питания, например, разрабатывает методики определения ГМО в пищевых продуктах. Минсельхоз должен отслеживать влияние на окружающую среду. Но и у нас есть проекты, где мы определяем, как ГМО влияют на экологию. Пока никаких доказательств того, что ГМО наносят вред здоровью, нет. Но существует множество данных об их влиянии на окружающую среду. Картахенский протокол, который предшествовал началу работ по ГМО, как раз и затрагивает проблемы биоразнообразия, потому что ГМО биоразнообразие нивелируют. Появляются доминантные виды, которые нужны человеку как коммерчески выгодные. Уже доказано, что встроенные гены могут переходить от культурных растений к дикарям. Есть такие гены — устойчивости к гербицидам, пестицидам, используемым для уничтожения сорняков. Создают генно-модифицированные сорта, которые устойчивы к тем или иным видам гербицидов, как правило, гербицидам сплошного действия. Фермер закупает такие семена, естественно, он должен вместе с ними закупить и гербициды, потому что в таком случае резко повышается эффективность. Он убивает все сорняки, остается только устойчивая к этому гербициду культура, допустим, рапс. В результате он экономит время и средства на борьбу с сорняками. Вот это и есть коммерческая выгода. Что происходит дальше? Рапс перекрестно опыляется, к тому же у него много сородичей в дикой природе. Ген устойчивости к гербицидам передается от культурного растения к дикому. И мы имеем суперсорняки, у которых есть гены устойчивости к гербицидам.

— Просто фильм ужасов!

— Почему? Ничего ужасного я тут не вижу. Любые агротехнологии влияют негативно в той или иной мере на агроэкологию. Люди не знают, а ведь намного страшнее бесконтрольное использование пестицидов и удобрений. Пестициды — это большая группа химических соединений, которые применяются для борьбы с сорняками, вредителями, болезнями растений. Довольно токсичные. И их широко применяют во всем мире, чтобы получить хороший урожай, причем там, где не используются ГМО. Так что считать экологически чистым продуктом? Конечно, ГМО. Потому что на полях, засеянных ГМО, пестициды мало используются, становится коммерчески выгодным свести их применение к минимуму. Остаточное количество пестицидов — наш институт, кстати, также занимается этой проблемой — вызывает мутации растений, это мы уже точно знаем, но подозреваем, что как токсины они наносят вред и человеческому организму. Причем проявляется это через несколько лет.

— Но то же самое может быть и с ГМО. Пестициды, насколько я знаю, стали широко использоваться с начала 1960-х, когда произошла так называемая «зеленая революция», значит, прошло больше 50 лет. Каковы будут последствия применения ГМО через несколько десятков лет?

— Коммерческие гены проверяются очень жестко — как они влияют на агроландшафт, на здоровье животных и на здоровье человека — не менее десяти лет. Без этих данных никакие ГМО в коммерческий оборот не выпускаются. Вот сейчас в Китае выходит коммерческий ген, его внедрили в кукурузу, этот ген повышает продуктивность свиней — синтезирует определенный белок, повышающий набор массы. Так вот, он проходил проверку лет десять, а то и больше. И только в текущем или в следующем году он будет выпускаться, то есть высеваться на производственных полях. К чему я все это рассказываю? Все эти моменты в новом законе отражены. В нем, в частности, указываются все ведомства, ответственные за мониторинг и контроль оборота ГМО. На Министерство здравоохранения возлагается ответственность за контроль содержания ГМО в пищевых продуктах, Министерство образования и науки должно контролировать все трансграничные перемещения семенного и посадочного материала, Минсельхоз — как уже выпущенные ГМО влияют на экологию. Как такового запрета на использование ГМО и генно-инженерную деятельность нет. Мы исходим из того, что если мы не будем заниматься генной инженерией, то мы опять отстанем от всего мира. Потребитель должен знать, содержится в продукте модифицированный ген или нет, и самостоятельно делать выбор.

— Как же узнать, что мы едим? Маркируется ли ГМО-содержащая продукция, поступающая в Казахстан и производимая внутри страны?

— Все страны, подписавшие Картахенский протокол, должны маркировать продукцию. Это обязанность поставщика, если его страна или страна, куда ввозится продукция, подписали этот документ. А Казахстан его подписал. При содержании ГМО выше 0,9 процента продукция должна быть промаркирована. Если поставщик этого не сделает, и это будет выявлено, то у него будут большие неприятности — ему придется заплатить очень большой штраф.

Казахстан создает ГМО

— Два года назад в интервью «Эксперту Казахстан Агро» вы предположили, что в Казахстан уже завезен и используется генно-модифицированный семенной и посадочный материал.

— Вообще семенной материал, если он ввозится в страну для прямого использования, то есть для высевания на полях, должен проходить сеть инспектуры. При этом требуется указать происхождение семян. Я тогда говорил, что, возможно, такой семенной материал контрабандой поступает в Казахстан. Это могут быть рапс, кукуруза и соя.

— Не буду говорить о кукурузе, но соя и рапс в нашей республике не так уж широко распространены…

— Вы ошибаетесь. Площади под сою у нас сейчас растут если не в геометрической, то в арифметической прогрессии, потому что существует спрос на эту культуру за рубежом. Площади под рапс планируется довести до миллиона гектаров. Из рапса делают биодизель. У нас сейчас в основном выращиваются те сорта рапса, которые используются для производства пищевых продуктов — например, масла. Но из этих сортов можно получать и биотопливо. Поэтому спрос на эту культуру остается высоким. В прошлые годы, когда упали цены на зерно, стоимость рапса не снижалась. Но не везде он хорошо вызревает, урожайность низкая. Как раз наш институт занимается созданием хороших отечественных сортов рапса, не генно-модифицированных. Правда, мы работаем и над созданием ГМО-рапса. Есть положительные результаты. Кроме рапса мы получили генетически модифицированные сорта сои и хлопчатника.

— Какие именно качества вы хотели усилить или создать?

— Рапс, в частности, имеет свойства устойчивости к солям, к засухе. Соя — высокую продуктивность, а хлопчатник устойчив к раннему похолоданию. Результаты предварительные, конечно, но они нас обнадеживают. Хотя до коммерческого использования еще далеко. Сейчас мы хотим разработать сами технологии, затем займемся их изучением на предмет того, как наши генно-модифицированные растения влияют на окружающую среду, каким образом идет поток генов. Я думаю, мы сумеем получить госзаказ на подобные исследования и в будущем, потому что наш институт один из немногих научных учреждений имеет хорошие наработки. Мы будем продолжать изучать этот процесс, ну и, конечно, отдавать на экспертизу организациям, которые имеют хорошие наработки по вопросам пищевой биобезопасности. И выращивать эти растения мы будем по особым правилам. Впрочем, все это впереди: мы их только-только получили — пока в пробирках.

— И что, теперь нужно десять лет на их изучение?

— Да, нужно на это идти. Если мы не будем этим заниматься, то наш рынок заполонят такие сорта из других регионов. И это будет, потому что продукты питания с каждым годом дорожают и актуальность повышения урожайности растет параллельно росту цен. Существующие сегодня традиционные технологии создания новых сортов не настолько эффективны, как требует время. И в этом смысл работы по ГМО — попытаться резко увеличить эффективность создания новых сортов — поднять урожайность, устойчивость к биотическим и абиотическим стрессам, повысить качество продукции. Фермер сможет более эффективно использовать свою землю.

— А мы не опоздали со своими работами над генетически модифицированными растениями? Ваш институт потратит еще лет десять, чтобы выпустит свои коммерческие сорта, а ученые в других странах начали эти опыты чуть ли не 30 лет назад.

— Не думаю, что мы так уж опоздали, потому что у нас есть свои особенности. Как правило, генетически модифицированные сорта создаются для конкретного ареала распространения, например для Канады, для Америки, Аргентины. И, как правило, они затем применяются в похожих почвенных условиях. Я предполагаю, что завезенный генно-модифицированный рапс, например, не будет конкурентоспособен в условиях Казахстана. Хотя семенной материал, который приходит к нам из Германии, хорошо у нас приживается и урожайность у него высокая. Тем не менее мы должны создавать сорта, адаптивные к нашим почвенно-климатическим условиям. Чужеродные сорта в той или иной мере не приспособлены к нашим условиям. Этим, возможно, и сдерживается их проникновение на территорию республики. С принятием законопроекта часть сортов мы будем разрешать сюда завозить при условии полного изучения их биобезопасности.

— В прошлый раз вы говорили, что ваш институт занимается вопросом, чего нам ждать от ГМО. Эта работа уже завершена?

— Она продолжается, но нужно отметить, что эти работы фундаментального плана. Один проект изучает, как влияет тот или иной чужеродный ген на физиологию и биохимию сорта, в который он был внедрен. Но это касается конкретных генов. При этом мы не изучаем, как влияют эти ГМО на животных и людей. Пока мы ограничились изучением того, как он влияет на сам организм.

— Значит, ваши работы не имеют прикладного значения?

— Но почему же? Мы сможем предсказывать, какие именно изменения произойдут в растении при внедрении в него определенного гена, как изменится физиология, как изменится биохимия, в какую сторону.

— Почему все же этот законопроект так поздно появился? В России, насколько я знаю, аналогичный закон принят лет десять назад, и там уже активно идут работы по созданию отечественных генно-модифицированных сортов.

— Да, наверное, потребность в этом законе назрела раньше, но, может быть, и правительство, и общественность еще не были так сильно озабочены вопросом использования ГМО… К тому же у нас существует ряд правовых актов, регулирующих эту сферу. В частности, закон о пищевой безопасности касается использования ГМО в готовой продукции. Не забывайте, что мы вступили в Таможенный союз и не за горами наше участие в ВТО. Границы откроются, и семенной материал будет проходить свободно, будет развиваться свободная конкуренция и так далее. Поэтому возникла необходимость в этом законе. С его принятием мы будем контролировать ситуацию с ГМО, появится база данных. Да, она в мире существует, она открыта, но мы должны собирать ее для себя, с тем чтобы контролировать все гены, которые будут попадать в нашу страну. Мы будем изучать, насколько безопасен этот ген. Результаты испытаний также будут вноситься в эту базу данных. Главное, в чем важность этого документа — мы сможем контролировать ситуацию с живыми измененными организмами, изучать, как они влияют на окружающую среду, на агроландшафт. Еще раз: не нужно бояться ГМО, нужно просто держать их под контролем. Мне кажется, что мы должны принимать все работы по безопасности генов, которые уже были проведены. Более того, сейчас уже размыто понятие «чужеродный ген». Появилось новое понятие — цис-гены, то есть это гены близких организмов. Например, мы взяли у ячменя ген устойчивости к засолению и с помощью генных технологий передали его рапсу. То есть тут ген растения встроен в растение же. Скрестить эти культуры обычным половым путем трудно, потому что это разные виды. А взять ген у ячменя и встроить его в рапс можно. Сейчас в мире уже некоторые гены синтезируются — создаются искусственно.

— В каких странах введен запрет на использование ГМО? По-моему, Европа отказалась от генно-модифицированной продукции.

— Европа активно занимается генно-инженерной деятельностью. Очень много научных трудов по созданию тех или иных генно-инженерных конструкций европейских авторов. Другое дело, что Европа запретила коммерческое использование ГМО. Но европейские ученые занимаются генно-модифицированными организмами на уровне научных разработок. Там разрешается создавать ГМО и продавать в третьи страны. Но это все равно коммерция — тем самым они закрывают путь коммерчески выгодным сортам из Америки. Европе продуктов питания хватает и без ГМО. В то же время там европейские фермеры занимаются интенсивным сельским хозяйством. А это подразумевает безмерное использование пестицидов, о вреде которых я уже говорил. Глушатся все сорняки гербицидами, насекомые — инсектицидами, грибы — фунгицидами. Да, эта продукция не генно-модифицированная, но она далеко не экологически чистая. Есть, конечно, фермеры, которые специализируются на выращивании сельхозпродукции с использованием органики, что довольно дорого. Спрос есть — богатые люди готовы покупать экологически чистую продукцию по более высокой цене. Вообще, в теме ГМО много политики и еще больше коммерции. Мы же должны изучать чужой опыт и делать то, что выгодно нам.