Benois de la Danse он получил за исполнение партии Солора в «Баядерке» — хореографическом шедевре Мариуса Петипа в редакции Юрия Григоровича В «Лебедином озере» он танцует и Принца Зигфрида и Злого гения. В «Щелкунчике» у него заглавная партия. В «Иване Грозном» он — Курбский. В «Онегине» — Онегин. Жан де Бриен в «Раймонде». Ферхад в «Легенде о любви». И, наконец, в одной из вершин творчества Юрия Григоровича, «Спартаке», он — Спартак, исполнение партии которого едва ли не главный приз в карьере танцовщика. Накануне открытия нового балетного сезона в Большом театре «Эксперт» поговорил с Денисом Родькиным о том, что представляет собой жизнь балетного артиста.
— Почему прыжок так важен для балетного артиста? Почему за него так ценят?
— Прыжок — важная вещь как для танцовщика, так и для балерины. Он привносит в танец ощущение легкости. Когда артист высоко подпрыгивает, это очень эффектно выглядит и зал словно задерживает дыхание. Для мужчин прыжок важнее. Балерине в первую очередь необходимо иметь красивые длинные ноги, хорошую фигуру. А вот если мужчина высоко прыгает, это впечатляет, потому что таким образом он проявляет свою мужскую силу. В балете «Спартак» без хорошего прыжка лучше не выходить на сцену. В этой партии необходимо продемонстрировать максимальную мощь. Прыжок — это дар природы, разработать его очень сложно. Тем, кому Бог дал талант красиво прыгать, очень повезло.
— Как вы оцениваете свой прыжок?
— Он у меня достаточно высокий. Помню, мама мне говорила: нужно на песке прыгать, чтобы развивать прыжок, а я с самого раннего детства понимал, что мне его специально развивать не надо — он уже есть, от рождения. Были какие-то другие проблемы, над которыми мне приходилось работать, но это никогда не касалось прыжка. Когда я первый раз пришел в балетную школу и начал прыгать, педагог удивился, что у меня такой хороший прыжок. Потом, когда я поступил в театр, мой педагог Николай Цискаридзе, который со мной начал работать, тоже был этим удивлен: у высоких артистов очень редко бывает высокий прыжок. Это моя особенность, я ею даже горжусь.
— Что вы переживаете, когда совершаете именно это движение?
— Бывает, думаешь, что прыгаешь неимоверно высоко. Потом смотришь на видеозаписи: получилось как обычно. А иногда кажется: и здесь недотянул, и тут недопрыгнул, а смотришь запись и понимаешь, что это очень даже прилично и неплохо. Когда понимаю, что подпрыгиваю высоко, эти ощущения ни с чем не сравнимы. На сцене прыжок воспринимается более высоким, чем он выглядит из зала. Конечно, это самообман: на сцене пребываешь в эйфории, когда высоко подпрыгнул, и ты понимаешь, что зрителям это нравится — ведь они аплодируют тебе.
— Как мотивируют себя мальчики, когда начинают учиться на балетного артиста?
— Мне поначалу балет не нравился. Как нормальному мальчику, мне хотелось получить другую профессию. Я не собирался в будущем работать артистом балета. Но в четырнадцать лет что-то во мне перевернулось, и я понял, что это очень трудная профессия и танец приносит