Фильмы

Красный смех

Жан-Люк Годар, молодой красавец-режиссер с намечающейся лысиной (Луи Гаррель), шагает с рабочими и студентами на майской демонстрации 1968 года, но, к несчастью, разбивает очки и вынужден вернуться домой (при посильном участии вежливой полиции). Он же, на сей раз в амплуа разъяренного интеллектуала-маоиста, пытается произнести речь на студенческой Ассамблее, но злые студенты тянут за шнур микрофона. Он же, но невидимый, за кадром, прибывает в Канн на яхте Джейн Фонды и, повиснув на занавесе, срывает фестиваль — а также премьеру дебютного фильма своего товарища. Он же, разочаровавшись в милитантном кино (его никто не смотрит), орет на Анну Вяземски, свою любовницу, так и не ставшую боевым товарищем.

В «Молодом Годаре» Хазанавичус проделывает с 1968 годом тот же самый трюк, что прежде в «Артисте» — с Голливудом рубежа 1020-х — 30-х. В обоих фильмах Хазанавичус руководствуется расхожим представлением о том, что в кино вес обретается через постель. Драматический приход звука в индустрию был интерпретирован им как мелодрама, а история радикализации и поражения одной из главных французских поп-фигур 60-х сводится у Хазанавичуса к истории романа и разрыва Годара с Анной Вяземски.

Все это, с одной стороны, ужасная, гомерическая напраслина, не очень смешная для зрителя, знакомого с контекстом. Годар — революционер, а потому заведомо неудачник? Но начиная с 1969 года, после того как режиссер на несколько лет отказался от авторства и принялся снимать анонимно-коллективные агит-журналы в составе группы «Дзига Вертов», Годар намеренно строил свою творческую стратегию как стратегию поражения. Едва отсняв очередной фильм, он усиленно занимался самокритикой и даже предварял показы уничижительными памфлетами.

С другой стороны, интенсивность игры Хазанавичуса с формой годаровских фильмов показывает, что для французской культуры Годар — живой мастодонт, фигура покрупнее Толстого и Достоевского. Вся бесконечная реконструкция интерьеров из «Китаянки», диалогов и морских пейзажей из «Уик-энда», эротических сцен из «Мужского-Женского» и превращение Годара в персонажа своих собственных лент — сродни позднесоветским анекдотам или юмористическим фильмам группы НОМ о Ленине и Гитлере. «Искусство мертво, и господин Годар ничего не сможет с этим сделать», — было написано на стенах Сорбонны в 1968-м. Появление комедии Хазанавичуса показывает, что кое-что Годару все-таки удалось — самому стать синонимом искусства’68.

Снеговик

Режиссер — Томас Альфредсон С 23 ноября

Экранизация культового «северного нуара»: Майкл Фассбендер играет детектива Харри Холе, идущего по свежим следам серийного убийцы по кличке Снеговик. Убийца остается непойманным на протяжении почти десяти лет, и Холе надо успеть до следующего снегопада, который скроет все улики.

ДЛЯ ЛЮБИТЕЛЕЙ ОСТРЫХ ОЩУЩЕНИЙ

Мифы

Режиссер — Александр Молочников С 16 ноября

Дичайшая российская комедия с гоголевским душком: московский бомонд смеется сам над собой, и смех этот определенно демонический. Режиссерский дебют актера Молочникова, сделанный под явным присмотром старших товарищей (в титрах — весь олимп российского кино и эстрады, от Верника и Безрукова до Бондарчука) оказывается серией истеричных скетчей, в которых жители российского экрана приравнены к античным персонажам. Мир столичных полубогов-полуживотных мы видим глазами наивного, едва лопочущего по-русски грека, скромно живущего на маленьком плоту, пришвартованном где-то в районе Фрунзенской набережной.

ДЛЯ ЖЕЛАЮЩИХ ПОРЖАТЬ

Ван Гог. С любовью, Винсент

Режиссер — Дорота Кобела С 13 ноября

Этот анимационный байопик Ван Гога может показаться результатом обработки обычных кинокадров фильтрами из приложения Prisma. Но нет. Каждый из 62 450 кадров фильма нарисован живыми художниками на настоящем холсте — с той же степенью кричащей пастозности, что бьет наповал и в оригинальных работах Ван Гога.

ДЛЯ ЛЮДЕЙ

ДЛЯ ИНТЕЛЛЕКТУАЛОВ

Софичка

Режиссер — Кира Коваленко С 23 ноября

Дебютный фильм Киры Коваленко, выпускницы знаменитого сокуровского курса из Нальчика — крайне вольная экранизация новеллы Фазиля Искандера. Как и ее сокурсник Балагов, Коваленко не решается говорить о настоящем, предпочитая разглядывать истоки современности в достаточно отдаленном прошлом. И, как и Балагов (а также другие режиссеры из Нальчика), в этой экранизации режиссер говорит о грузе традиций, об иге семьи — вроде бы бесстрастно исследуя вековые обычаи, но в то же время демонстрируя их слепую бессмысленность, жестокость по отношению к отдельной человеческой судьбе.