Издательство «Самокат», которое в наши суровые цифровые времена вот уже много лет упорно трудится на ниве прививания детям любви к книгам и, собственно, к чтению, выпустило в свет историю в картинках — историю одной московской квартиры, ставшей в какой-то момент коммунальной и в конце концов благополучно превратившейся в кафе, и через нее — историю нашей страны, тоже в течение рассматриваемого столетия (с 1902 по 2002 год) заметно менявшейся примерно таким же драматическим образом.
История (в смысле, отношение к ней), впрочем, тоже продолжает меняться, и книга «История старой квартиры», помимо того что представляет собой вполне замечательный артефакт, имеет еще и историческую ценность, фиксируя определенное отношение к происходившему с нашей многострадальной родиной во все эти довольно смутные времена. Хотя так называемая эпоха застоя, возможно, выглядит сейчас как период некоторой безысходной ясности. При том что, разглядывая подробные картинки, изображающие быт этой квартиры, невольно задаешься вопросом: а были ли в начале 1970-х в обиходе «записи на костях» или все-таки они ушли в небытие уже в конце 1950-х? То есть там как раз, упомянув эти записи в одном углу разворота, в противоположном сноровисто дарят молодоженам магнитофон «Яуза», но у детей может невольно сложиться впечатление, что до этого никаких магнитофонов не было вовсе, хотя они и были изрядно распространены, а студии звукозаписи, где можно было записать гибкую пластинку с каким-нибудь кретинским поздравлением друзьям, все еще существовали по дальним углам всяких крупных универмагов, но в неурочное время их работники если тайком что-то и нарезали, то точно не заявленного здесь Элвиса Пресли и уже безо всяких, естественно, костей. Извините мне мое занудство, но там есть еще сундук в самом начале, на котором должна спать кухарка, и он нарисован с выпуклой крышкой, хотя с выпуклой в ту пору были сундуки не такие большие, чтобы на них можно было спать.
Собственно, это, пожалуй, и все, что можно было бы предъявить авторам по поводу формальных неточностей, но остаются еще принципиальные вопросы вроде такого: а почему в рассказе про 1919 год несколько раз употреблено слово «хвост» (в смысле, очередь), а в эпоху застоя почему-то никаких очередей уже нет, хотя есть полный набор всего, что лично меня (в отличие практически от всех моих одноклассников) в ту пору, конечно, волновало, например: восемь смельчаков в 1968-м на Красной площади, Сахаров/Солженицин, «вражеские голоса», подрывная литература через копирку и проч., притом что все мои одноклассники как раз вынуждены были во всех этих очередях стоять и они составляли более чем характерную примету быта.
Сразу же выскажу еще одну претензию: там, где речь идет о Первой мировой войне, мелко в углу нарисованы немецкие, русские и французские солдаты, видимо, чтобы угодить мальчикам, которым могут быть интересны подробности различия формы этих армий, но, к сожалению, подробности эти практически неразличимы.
В целом книга вполне прекрасна — рисунки Ани Десницкой по-хорошему просты и душевны и довольно точно передают атмосферу меняющихся эпох и суть вещей. Александре Литвиной удалось уместить в столь незначительный объем весь восторг, ужас и обыденность столетия довольно деликатно и тоже красиво.
Особенно приятно, что на стр. 47 процитирован текст песни безвременно ушедшей Н. Агаповой (Боржомовой), про которую, казалось, уже никто никогда не вспомнит, при том, что панки, конечно, не слушали «Ночной проспект».
На самом деле идея подать историю страны через историю одной квартиры очень разумна, поскольку подчеркивает и оправдывает некоторый субъективизм ее восприятия. Можно предположить, что квартир все-таки было много и у каждой из них была какая-то своя история. События, изложенные в этой книге, обрываются на 2002-м, и, пожалуй, как раз для этого времени предлагаемый ракурс отношения к истории выглядит вполне адекватным. Потом многие начали задумываться, насколько эта версия не однобока, как была однобока навязываемая ранее версия. Да нет, она, конечно, не однобока, просто это история довольно многих квартир. Невольно вспоминается историк Йохан Хёйзинга, который был уверен, что в пределах одной культуры, сформированной общей историей, разные субкультуры будут иметь свой образ истории, и позитивистский взгляд на историю как на процесс, подлежащий рациональному объяснению, в принципе невозможен.
По крайней мере, мои подросшие дочери с некоторым ужасом относятся ко всему, что может людей разъединять, и поэтому их, например, сейчас не интересует политика. Наверное, поэтому они мне не задавали вопросов про историю, довольствуясь тем, что им предлагали в школе. Не знаю, почему мои одноклассники, стоя в очередях, не задумывались особо об их причинах.
Детям нужно рассказывать об истории, но помнить при этом, что мы далеко не всё знаем о том, что было, и история точно больше, чем мы могли бы вместить в любой объем печатного текста. В любом случае все попытки интересны и засчитываются.
Литвинина Александра. История одной квартиры. Илл. Ани Денисовой. – М.: «Самокат», 2017. 56 с.