Спектакли Панкова — это как минимум не скучно. Ты можешь не понимать, что происходит на сцене, не слышать отдельных слов, но тебе всегда интересно наблюдать за происходящим. «Москва — открытый город. Переход» — синтез двух спектаклей. Один из них — проект, сценическая жизнь которого исчисляется почти десятком лет, поставлен основателем Центра драматургии и режиссуры (ЦДР) Алексеем Казанцевым. Второй — классика студии SounDrama, основанной Владимиром Панковым. Первый спектакль, поставленный им в качестве худрука ЦДР, — ритуальное действо, которое должно соединить две традиции и два коллектива. Впрочем, они так и близки. Как ЦДР позиционировал себя как пространство эксперимента в области драматургии, режиссуры и хореографии, так и SounDrama ни в одной из этих позиций ему не уступает. Это новый театр, который всеми силами ограждает себя от превращения в застывшую форму, наличие новых идей для него вопрос жизни и смерти. Каждая постановка — гонка на выживание: сумеешь ли ты удивить не только зрителя, но и самого себя. Именно в этом секрет небывалого драйва спектакля «Москва — открытый город. Переход».

Он оглушает почти сразу громким звуком и темпом повествования. Зрителю не дают никакой экспозиции, в которой бы объяснялось, с кем он имеет дело, что это за герои, за чьей жизнью он будет следить ближайшие два часа. Зритель с ходу «въезжает» в основное тело драматургического действия. Он видит людей, которые перекидываются репликами, иногда выпевая их или сопровождая каким-то ритмоизвлекающим действием. Зрителю не дают передохнуть ни на минуту: одна пауза заполняется песней, которая вплетена в драматургию, иллюстрируя или развивая ее, другая — стихами, которые читают приглашенные поэты Всеволод Емелин и Александр Антипов. Это самостоятельные тексты — каждый со своим сюжетом, который каким-то образом рифмуется со сценическим действием. При этом само действие не останавливается. Актеры в этот момент «доигрывают» предыдущий сюжет и перестраиваются, чтобы разыграть следующий.

В спектакле, если не считать стихов Емелина и Антипова, больше пятнадцати сцен. История рассказывается за десять-пятнадцать минут. При этом одна история заскакивает в другую, именно заскакивает, а не плавно переходит. Иногда режиссер буквально сталкивает две истории, у каждой из которых нет ни привычного начала, ни привычного конца, он сцепляет их или музыкой, или стихами, или танцем. Перед глазами зрителя проходит галерея персонажей, к которым ты не успеваешь привыкнуть и до конца понять, что с ними происходит. Но режиссер дает зрителю шанс угадать ее смысл через другую историю. Инерция зрительского восприятия такова, что он неизбежно воспринимает следующий сюжет как продолжение предыдущего. Особенно если в нем появляется тот же самый актер, только уже в другом образе. Но иногда происходит нечто совершенно противоположное: разные актеры могут играть одних и тех же персонажей даже внутри одного сюжета, причем эта смена может происходить самым радикальным образом: женские роли сначала и