Он родился в актерской семье и провел раннее детство в общежитии, расположенном во внутреннем дворе Художественного театра, — актерское ремесло самой высокой пробы он усвоил прямо из воздуха, которым дышал. Он обладал неповторимым обаянием, его голос и улыбка покоряли так безусловно, что даже играй он сплошных злодеев, в его персонажей все равно влюблялись бы. А он еще и играл вовсе не злодеев — и так, как вся страна любила Баталова в годы его славы, она очень мало кого любила.

Он сыграл сравнительно немного ролей, но среди них несколько шедевров, не только ставших вехами в истории кино, но и определивших лицо эпохи. Даже двух эпох: и оттепели, и застоя. Его Бориса («Летят журавли»), его Гусева («Девять дней одного года»), даже его Устименко («Дорогой мой человек») можно бы назвать — и называли! — идеальными образами советского человека; но родство этих персонажей с баталовскими же Федей Протасовым («Живой труп») или Голубковым («Бег») столь очевидно, что трудно не догадаться: это образы гораздо более давней и глубокой русской традиции.

Баталов сделал за свою долгую и плодотворную жизнь меньше, чем мог. Многое ему просто не дали сделать — в основном как режиссеру, но не только. Посмотрев его Гурова в «Даме с собачкой», его захотел снимать Феллини — начальство не позволило. Но зато Баталов никогда не делал того, чего делать не хотел. Он не вступал ни в комсомол, ни в партию; он отказывался играть Ленина и прочих коммунистических вождей. Безграничное доверие, которое Баталов вызывал на киноэкране, имело гораздо больше оснований, чем видел зритель фильма, — и зритель это безошибочно чувствовал.

Известие о кончине Алексея Владимировича побудило многих пересмотреть, хотя бы фрагментарно, его работы. Они и правда прекрасны. Даже в изрядно постаревших лентах — как в «Деле Румянцева», например, — работы Баталова выглядят свежее и современнее сиюминутных сериалов. Они абсолютно точны и насквозь органичны. Пока продолжают смотреть русское кино, Баталова не забудут.