Формально говоря, это были два концерта. Бернард Хайтинк во главе Камерного оркестра Европы за два вечера показал на Люцернском фестивале три «предпоследние» симфонии Моцарта: Линцскую, Хаффнер и Пражскую — и два вокальных цикла Малера: «Волшебный рог мальчика» (в отрывках) и на стихи Рюккерта, — и для меня это стало самым сильным впечатлением года. За все мои многолетние музыкальные хождения событий такого разящего совершенства доставалось мне, может быть, десятка полтора. Ну, два — вряд ли больше.
Концерты были даже по нынешним стандартам недлинные, и понятно почему: восьмидесятивосьмилетний маэстро здраво оценивает свои силы — на более обширные программы их бы просто не хватало. Во время заключительных оваций было заметно, как мучительно трудно Хайтинку дойти до кулис, а потом снова тащиться к подиуму — и добро бы за делом, а то ради такой чепухи, как поклон… Во второй вечер ему не хватило сил даже на исполнение приятного ритуала с представлением залу отличившихся оркестрантов — поднял пару раз весь оркестр для поклонов, да и всё. Впрочем, не думаю, что оркестранты на него обиделись — слишком уж очевидно дирижёр был вне претензий.
Тезис «хороший дирижёр — старый дирижёр» сразу хочется оспаривать, а зря. Да, разумеется, бывают и престарелые клоуны с палочками — но на первоклассных площадках их всё-таки увидишь нечасто. Люди же действительно талантливые, десятилетиями работая на подиуме, приобретают опыт и понимание музыки, выходящие в какое-то новое, для них самих прежде недостижимое качество. Поздние работы Тосканини, Клемперера, Вальтера, Аббадо — явное тому свидетельство. (Хороший вопрос, кстати: почему великие дирижёры чаще оказываются долгожителями, чем великие, допустим, поэты? На этот счёт есть недурная гипотеза, но о ней как-нибудь в другой раз.) Так вот, Бернард Хайтинк именно таков. Он из когорты прославленных дирижёров, пришедших к руководству серьёзными оркестрами ещё в 1960-е годы, — и, кажется, он сегодня старший из продолжающих концертировать и продолжающих удивлять.
У меня с Хайтинком вышло странно: я знал о нём намного, очень намного раньше, чем услышал. Извечное «читал охотно Апулея, а Цицерона не читал», в моём случае частенько выглядело так: я приезжал в тогда ещё новое здание Библиотеки иностранной литературы на Яузе, получал заказанные мною математические книги и журналы, аккуратно складывал их на столик в общем зале — и удирал в зал лингафонный. Конечно, нынешний интернет побогаче, но и в лингафонном зале очень даже было чем заняться. Например, можно было полистать свежие номера Gramophone с рецензиями на новые записи классики. Читать их было жутко интересно — тем интереснее, что надежды когда-нибудь эти записи послушать было очень немного. И Хайтинк — тогда числившийся новым или молодым руководителем Концертгебау — сразу запомнился как важный персонаж шедшей где-то там, вдали, Мировой Музыкальной Жизни. Шли годы. Иные из важных персонажей приезжали с концертами в Москву: Мюнш, Бём, Караян (кто не видел, не поверит: три к