1. Кому и чем мешает Европейский университет?
До недавнего времени я оптимистично предполагал, что вся проблема связана с собственностью и кто-то хочет получить наше здание. Казалось, что отдадим здание — и все претензии будут сняты. Но потом стало ясно, что дело все-таки в другом. Университет решили «пригасить» — это я опять придерживаюсь оптимистичного сценария. На год заблокировали возможность преподавания, показали зыбкость положения — нам, нашим студентам и нашим российским донорам. При этом уже несколько лет как объявили, что частные университеты не имеют права брать иностранные деньги (что интересно, этот запрет не распространяется на государственные вузы). Мы заместили финансирование со стороны иностранных жертвователей отечественными деньгами — от российских бизнесменов, корпораций. Но вряд ли они в будущем останутся донорами учреждения, которому фактически выдали «черную метку». На нас пытаются накинуть удушающую финансовую удавку, отогнать от нас спонсоров.
2. «Пригасить» — оптимистичный сценарий? А какой пессимистичный?
Закрыть университет. Совсем.
3. Так кто стоит за атакой на вас? У вас лично есть предположения?
Возможно, это некие люди и силы, публичным лицом которых является какой-нибудь депутат Милонов. Которые считают, что западное влияние — это плохо, а изучение гендера — подрыв скреп. Другое вероятное объяснение — что все это издевательство над университетом бьет по его патронам. А именно по Алексею Кудрину, главному «политическому патрону» ЕУ. Ему как будто показывают: «Ты не можешь защитить своих. Можешь сколько угодно показывать резолюции Путина, поддерживающие университет — мы все равно сделаем что захотим». Возможно, это статусная атака на Кудрина.
4. То есть этим занимаются люди, которые воспринимают ЕУ как мозговой центр Кудрина?
Наш университет никогда не был мозговым штабом Кудрина. Эту роль выполняет Комитет гражданских инициатив. А мы занимались образованием. Так что это не подрыв интеллектуального потенциала, который обслуживает Кудрина, а травля Кудрина и издевательство над структурой, которую он пытается, но не может защитить.
5. Что означает ситуация с Европейским университетом для российской науки в целом?
Если такой университет можно вот так ломать — это не просто для науки, а для всего общества сигнал. Год назад мы обсуждали открытие бакалаврской программы. У нас были планы реконструкции здания, развития университета, найма новых сотрудников. А сейчас мы обсуждаем, закроют нас или не закроют! Поймите, мы никогда ни у кого не отнимали госфинансирования. У нас нет ни копейки государственных средств. Это мы платим студентам стипендии из наших денег. Наш университет — площадка, где можно проводить очень интересные эксперименты. Соотношение количества студентов и преподавателей предполагает интереснейшую индивидуальную работу. У нас такое качество образования, что некоторые наши студенты подавали заявки в пять самых престижных американских университетов — и их брали сразу во все! Мы можем платить неплохие деньги ведущим профессорам. Мы создали пространство, где было много свободы. В итоге на нас наслали комиссии, которые заставили нас написать 10 тысяч листов объяснительных бумаг и все равно лишили лицензии под надуманными предлогами. Теперь нам не дают лицензию — с формулировкой, которую иначе как хамской назвать нельзя.
6. Что это за формулировка?
В ней говорится, что в аудиториях ЕУ нет материально-технического обеспечения для преподавания социологии и истории. Как можно устранить недостатки, описанные подобным образом? А на вопрос, что именно не так, отвечают: Рособрнадзор — структура контролирующая, а не консультативная.
7. Когда говорят о «прозападной» направленности ЕУ, вы согласны с такой оценкой?
У нас «прозападность» предполагает либеральность. Если говорить лично обо мне, то достаточно посмотреть, что я написал за последние пять лет, чтобы стало понятно, что я отнюдь не либерал. Мы, преподаватели, все разные. И очень часто спорим внутри университета. Но наше учреждение стремится воплощать как можно больше положительного из западного опыта преподавания в высшей школе. В этом смысле мы «прозападные». Как и любой вуз в любой стране, ставящий перед собой задачу роста.