Образ финансового регулирования с развитием кризиса в последние годы стал предметом активных дискуссий. Появились разные альтернативные по отношению к существующей практике точки зрения, и есть доводы в пользу каждой. Существуют разные мнения и относительно того, какова эффективность используемых Нацбанком мер. Директор Центра макроэкономических исследований Олжас Худайбергенов, например, достаточно критично оценивает текущую работу этого института. В частности он считает, что страна должна развивать механизм тенговых денег и для этого, возможно, придется серьезно пересмотреть подходы к финансовому регулированию в стране.
Тенговая масса
— Каков, по вашему мнению, должен быть уровень монетизации казахстанской экономики?
— Практически все 2000-е годы коэффициент монетизации держался на уровне 37—38%. Он подскочил до 45% после девальвации в феврале 2009 года из-за того, что валютный компонент в денежной массе высок — в тенговом выражении его последевальвационное значение выросло, — а ВВП официально считается в тенге. Сейчас этот показатель опять вернулся к 38%.
Много это или мало, можно увидеть, только если сравнить с другими странами, особенно с теми, у кого мы заимствуем опыт, экономические модели, реформы. В странах Восточной Европы коэффициент монетизации составляет около 60—80%, а в Западной Европе и США — 120—140%, в Китае и Японии — 250—300%. Стало быть, мы серьезно отстаем.
Но наша ситуация хуже еще и тем, что для расчета коэффициента монетизации у нас берется денежный агрегат М3. Логичнее брать М2, так как все, что не входит в М2 и входит в М3 — это валюта, а точнее депозиты физических и юридических лиц в долларах, евро и т.д. Так, если М3 на сегодня равен 9,7 трлн тенге, то М2 составляет 7,9651 трлн тенге. Однако даже в агрегате М2 есть валютный компонент. Если и его вычесть, то останется примерно 6,31 трлн тенге «чистой» тенговой денежной массы. Таким образом, коэффициент тенговой монетизации равен около 24%.
— Но при расчете монетизации часто включается и находящаяся внутри страны в обороте валюта.
— Конечно, экономическая логика предполагает разные взгляды на этот вопрос, и можно сказать, что валютный компонент тоже участвует в обслуживании всех процессов. Но такой подход был бы 100% правильным, если бы мы были, скажем, 51 штатом США. А пока это не так, Казахстан, как и любая другая страна, должен продвигать свою валюту, чтобы тенге обслуживал большую часть экономики. Сейчас же иностранная валюта составляет около 35—40% в общем объеме денежной массы в стране. Это одно из слабых мест отечественной денежно-кредитной политики.
У нас можно взять спокойно кредиты в валюте, даже на покупку жилья, что некоторое время назад многие активно и делали. Более того, кредит в валюте у нас всегда считается более дешевым, чем тенговый, что является огромной ошибкой — именно это привело к тому, что спрос на долларовые кредиты был большой. Для многих государств все вышеуказанное — нонсенс. У нас же, к сожалению, все это преподносится как достижение.
Надо отметить, что если на уровне рядовых заемщиков был выбор между тенговым и валютным кредитами, то на уровне банков фактически выбора не было. У нас нет системы длинных и дешевых тенговых денег, поэтому банковский сектор и крупные компании искали деньги зарубежом. Это, собственно, и стало основной причиной быстрого роста внешнего долга за вычетом межфирменной задолженности в 2000-е.
Своя валюта
— Каков же, на ваш взгляд, наиболее выгодный для Казахстана механизм эмиссии безналичных тенге и почему?
— Сейчас у нас эмиссия идет не совсем правильно — тенге печатается для скупки валюты, когда ее становится много на рынке. Такой подход приводит к непропорциональному росту тенговой денежной массы по отношению к ВВП и, соответственно, инфляции. В случае обратной операции, когда наблюдается нехватка валюты и идет ее отток из страны, Нацбанк выбрасывает валюту на рынок и скупает тенге. Учитывая, что это обычно случается достаточно быстро, экономика, привыкшая к определенному объему денег, в какие-то моменты начинает задыхаться от нехватки тенге. К счастью, у Казахстана еще не было ситуации, чтобы отрицательный платежный баланс наблюдался в течение длительного времени, но если бы такое случилось, фактически кредитование в стране остановилось бы — кратковременно такое явление мы наблюдали во второй половине 2008 года.
Если страна хочет развиваться, то она должна стремиться использовать только свою валюту внутри своей экономики, оставив пространство для иностранной валюты исключительно для нужд экспортно-импортного сектора. Естественно, это предполагает, что все остальные сегменты должны получать тенговые кредиты — при этом они должны распределяться по принципу системы длинных и дешевых денег. Спрос на валютные кредиты для населения и бизнеса должен быть обнулен не только пруденциальными нормативами, но и через создание экономических предпосылок — тенговые кредиты должны быть дешевле валютных, и, конечно, объем кредитов должен полностью покрывать потребность экономики. Конечно, могут начаться разговоры, что так властям поступать нельзя, иначе начнутся всякие спекуляции.Но инструментов противодействия на самом деле предостаточно. Более того, надо понимать, что все развитые страны стараются, чтобы кредиты в их национальной валюте были дешевле кредитов за рубежом.
— Как быстро вы довели бы уровень монетизации до нормального уровня, будь вы у руля?
— Учитывая, что коэффициент тенговой монетизации равен 24% при норме в 100% — возможно, чуть меньше, около 80% с поправкой на наш экспортно-импортный сектор, — рост предстоит внушительный. Для того чтобы избежать инфляции, необходимо, чтобы рост был растянут, скажем, на лет десять.
Тут надо учесть, что во всех странах, где коэффициент составляет 100—300%, инфляция намного ниже нашей. Это достигается за счет разных инструментов. Где-то зажимаются спекулятивные операции на рынке недвижимости и земельных участков, где-то используются финансовые инструменты по «связыванию» части денежной массы, которая оказалась на время лишней, где-то созданы механизмы, которые направляют прирост денежной массы на реальные инвестиционные проекты, которые и сами по себе, и своей продукцией представляют рост товарной массы.По экономической логике последний вариант — это лучший ответ на рост денежной массы, при котором инфляции может и не быть. В случае казахстанской экономики надо использовать все эти инструменты, и в первую очередь ввести антиспекулятивные меры.И только после них переходить к эмиссии как таковой.
— То есть эти вопросы касаются не только и не столько Нацбанка.
— Да. Вообще оптимальной схемой впрыска денег в экономику может быть создание, например, Государственного эмиссионно-кредитного банка (ГЭКБ). В случае если будет создан ГЭКБ, он, скажем, будет выпускать 20-летние облигации под 0% годовых и продавать их Нацбанку, который для выкупа должен, естественно, эмитировать тенге. Дальше ГЭКБ покупает облигации коммерческих банков по ставке не более определенного уровня, скажем, 3%, но, может быть, и меньше — сообразно обстоятельствам ставка может понижаться. Дальше коммерческие банки начинают кредитовать реальный сектор, при этом маржа не может превышать 4%, и, естественно, в рамках конкуренции они могут и понижать эту маржу. Таким образом, процентный «потолок» по кредиту будет равен 7%, но может снижаться до 1—3%, например, для инфраструктурных проектов.
Новая парадигма
— Какие, на ваш взгляд, процессы будут происходить с валютами в связи с постепенным ослаблением США и усилением Китая? Как Казахстан должен вести себя в этой ситуации? И должна ли республика больше использовать во взаиморасчетах юани и рубли?
— Скорее всего, юань окончательно оформится как региональная валюта, в зону которой войдут и Россия, и Казахстан, а доллар потеряет статус мировой валюты и станет обслуживать только регион Северной Америки и, может быть, части Европы. Этот результат будет формироваться в течение 10—15 лет.
Вообще Казахстан с учетом грядущей нестабильности должен создать гибкую схему, которая позволит не зависеть от одной валюты, то есть страна должна использовать механизм взаимных счетов, когда мы признаем чужую валюту, а другая сторона — нашу. По истечении какого-либо периода, скажем, года, остатки валют взаимно обменивались так, чтобы у одной страны осталась валюты другой страны, и этот остаток уже должен быть заменен на одну из резервных валют. Фактически это приведет к тому, что потребность в резервной валюте уменьшится, а страна сможет активно продвигать использование тенге, причем на взаимовыгодной основе.
— Насколько инструменты Нацбанка сегодня эффективны для воздействия на инфляцию и регулирование денежного обращения?
— Текущие инструменты вполне эффективны. Правда, у нас инфляции в основном носит немонетарный характер — цены в основном растут из-за повышения тарифов на услуги монополистов. Последние обосновывают ежегодный 25—40% рост необходимостью замены изношенных сетей. Износ сетей — это проблема, которая требует колоссальных вливаний, причем именно на основе системы длинных и дешевых денег. Но так как таковой нет, соответственно, модернизация затягивается, а износ — растет. Также надо сказать, что цены у нас растут и из-за инфляции издержек. Дело в том, что стоимость проживания в 2000-е годы резко подорожала из-за спекулятивного роста цен на жилье. В итоге у компаний выросли затраты на основные средства и на аренду, а также на зарплату, так как население также страдало из-за роста цен на жилье. То есть фактически неправильная денежно-кредитная политика является одной из причин роста цен по стране. Конечно, есть еще фактор коррупции, что ведет к завышению издержек монополистов, но это уже предмет для отдельного разговора.
В целом Нацбанк у нас хорошо решает краткосрочные вопросы, а вот долгосрочные, стратегические задачи практически все повисают в воздухе. Вообще финансовая система не совсем идеально работает на экономику. Судите сами. Пенсионная реформа была скопирована с Чили, а там власти признали провал этой реформы — у нас же пока стараются этот факт не комментировать. Имидж лучшей в СНГ банковской системы сменился негативом от реструктуризации, которая влечет за собой еще одну реструктуризацию. Существовавшая ипотечная система так и не стала инструментом, который повысил бы обеспеченность населения жильем, но зато взвинтила цены на жилье и земельные участки, после чего пузырь эффектно лопнул, вызвав рост плохих активов в ссудном портфеле банков. Добавила плохих активов и девальвация в феврале 2009 года — тогда за год показатель вырос с 7,1% до 37,8%. С тех пор значение не изменилось, то есть все меры по снижению доли плохих кредитов оказались неэффективными. Ипотечная система была скопирована без института банкротства физических лиц, который является неотъемлемым элементом в странах, откуда модель ипотеки была заимствована — надо отметить, что регулятор до сих пор держит позицию, что этот институт не нужен. Создание Нацфонда и инвестирование его средств за рубежом вкупе с отсутствием системы длинных и дешевых тенговых денег вызвало рост внешнего долга страны. Концепция развития финансового сектора в посткризисный период не имеет сроков — фактически это означает, что регулятор не знает, сколько будет длиться кризис, хотя от этого зависит набор инструментов по противодействию ему…
— То есть системного подхода, по вашему мнению, нет?
— Это объективная реальность. Однако не стоит забывать, что отечественные регуляторы выстроили финансовую систему страны, пусть даже с некоторыми ошибками, но с нуля. И можно сказать, что принципы и подходы, которых придерживался Нацбанк в 1990-е и 2000-е годы, были правильными для тех лет, но сейчас они должны меняться. К тому же ошибки, о которых мы говорили, совершены не только в Казахстане, а вообще во всем мире, и в первую очередь развитыми странами. Естественно, что в попытке перенимать лучший опыт мы просто не могли где-то не допустить просчетов. Но кризис обнаружил все больные места. До его прихода была другая экономическая парадигма.Теперь она поменялась. Соответственно, должны меняться подходы в деятельности Нацбанка. И все происходящее — это вполне объективный процесс, который не должен восприниматься как некомпетентность каких-то личностей.