Теплоэнергетика сегодня предельно непривлекательна для инвестора, даже для того, который энергетикой вообще интересуется. Взять хотя бы рентабельность производства: произведенную электроэнергию можно сбыть в три раза дороже, чем выработанное с теми же затратами топлива тепло. К тому же тепловая энергия в нашей стране — стратегический социальный продукт поважнее хлеба. Сама отрасль донельзя зарегулирована. В результате, например, в Алматы никто, даже структура, входящая в холдинг «Самрук-Казына», за тепловые сети браться не захотел, и они находятся в муниципальной собственности. Тарифы сдерживаются, а условия, правила и порядок работы монополиста таковы, что теплосеть не выходит из убытков. В этой ситуации экономический эффект работы предприятия, постоянно дотируемого из бюджета города, состоит лишь в оптимизации убытка. В беседе с «Экспертом Казахстан» генеральный директор ТОО «Алматинские тепловые сети» Даурен Алимбеков размышляет о том, как тепловым сетям выбраться из замкнутого круга тотальной неэффективности.
От убытка до убытка
— Даурен Асылбекович, все специалисты на рынке уже привыкли к мысли, что тепловые сети — это всегда убыточный актив. Назовите основные причины такого положения дел.
— Тепло — это социальный продукт, он составляет половину суммы счета оплаты коммунальных услуг. Естественно, что рост цен на тепло заметно увеличивает расходы домохозяйств. Тариф долгое время просто сдерживался. Но потребителю все равно казалось, что он слишком быстро растет. Чтобы понять, почему так происходило, следует сделать исторический экскурс. В советское время существовало несколько тарифов: для домохозяйств, промышленных предприятий и так далее. Тариф для населения составлял 15% от той ставки, по которой платили предприятия. По сути, предприятия дотировали население. После того как промышленность в Алматы и в целом в РК начала исчезать, не стало крупных госпредприятий, плановой экономики, дотировать стало попросту некому. Тарифы для предприятий и домохозяйств уравнялись в конце 1990-х, в том числе и за счет некоторого повышения тарифа для населения. Казалось, тарифы растут и растут, а этим проклятым монополистам все равно постоянно не хватает денег. А у монополистов, напротив, резко сократилась доходная часть.
— Обычно генерирующие электрические и тепловые, а также энергораспределительные активы консолидируются в один холдинг, чтобы перекрывать убытки одних за счет других. На таких условиях, например, приватизировались многие объекты энергосистемы Казахстана. Почему вашу компанию, напротив, обособили?
— Электроэнергетика, и правда, прибыльнее. Взять хотя бы тот факт, что затраты по топливу на выработку 1 мегаватта электроэнергии и 0,86 гигакалорий тепловой энергии одинаковы, но за указанный объем электроэнергии вы получите 13 тысяч тенге, а за тепло — 4300 тенге. Конечно, турбина стоит дороже, чем котел, но стоимость электричества дает возможность покрывать эти затраты. Ранее тепловые сети входили в структуру АО «АПК», генерирующего и электрическую, и тепловую энергию, и работали по такому принципу. Но в 2007 году тепловые сети «подарили» городу, с тех пор мы являемся убыточным предприятием. В первые годы убытки доходили до 3 млрд тенге в год…
— Простите, а с какой целью выделили? Чтоб лишние убытки с баланса снять?
— Возможно. А также и для того, чтобы город мог инвестировать в тепловые сети. Но понятно, что сетевая компания в теплоэнергетике по определению убыточна. Хотя это с экономической точки зрения нелогично, когда создается предприятие, которое априори убыточное.
— Какова на сегодня динамика роста убытков?
— На сегодняшний день убытки сокращаются, однако для выхода на безубыточный уровень необходимо повысить тариф на транспортировку тепловой энергии и обеспечить стопроцентную установку приборов учета у всех потребителей. Для снижения убытков мы провели инвентаризацию договоров, выявили заниженные нагрузки, обеспечили кое-где установку приборов учета. Но жилого сектора это пока не коснулось. 92% населения платят из расчета на квадратный метр. Вообще надо отметить, что основная часть наших убытков и проблем заложена в жилом секторе. К сожалению, нет административной ответственности председателей ЖСК. А они частенько не исполняют предписания энергоснабжающей организации. В итоге если дом не подготовлен к отопительному сезону, то жильцы мерзнут. По действующей нормативной базе мы должны не подключать этот дом. Естественно, мы на это не пойдем и тепло подключим. Но всю зиму будут жалобы на нас на некачественное теплоснабжение. Получается, что из-за бездействия и безнаказанности председателей ЖСК страдают жители и поставщики коммунальных услуг.
Закостенелый тариф
— Сколько уже не меняется тариф?
— По транспортировке тепловой энергии с 1 января 2009 года. В нашем тарифе бензин АИ–80 заложен по цене 57 тенге за литр (текущая стоимость — 86 тенге), а АИ–92 — 77 тенге (106 тенге), стоимость электроэнергии — 7,95 тенге за киловатт, а мы покупаем по 13 тенге. И эти убытки — несколько миллиардов тенге — компенсирует городской бюджет. Но сам по себе пересмотр тарифа — вопрос технически затрудненный. Например, все документы, в которых сформулировано предложение по пересмотру тарифа, представляют собой от 10 до 30 папок. По правилам руководитель предприятия должен завизировать каждую страницу. В этих папках обоснования цен, выписки из бухучета, копии отчетов и так далее. Если мы говорим, что бензин стоит 106 тенге за литр, то необходимо приложить все ценовые предложения поставщиков. И на каждой странице я должен ставить живую подпись. На одну папку уходит час. А смысл ее визировать? Это копия с копии. И таких мелочей много, поэтому подать заявку на тариф тяжело. Существуют социальные, политические факторы. Иногда вводится мораторий на поднятие тарифов. Тогда заявка, готовящаяся не один месяц, отзывается, мы готовим все заново.
— В чем еще слабые места нынешнего тарифа на тепло?
— Сегодня тариф на тепловую энергию не учитывает потребность в капзатратах. У всего оборудования есть предельный срок эксплуатации. Для тепловых сетей такой срок — 25 лет. Через это время сети должны быть заменены на новые. Естественно, что в себестоимость продукции должна закладываться амортизация. Однако в нашем случае сумма на амортизацию заложена в размере 2–3% от фактических потребностей. Надо сказать, что так было и в Советском Союзе, но тогда государство не жалело трат в теплоэнергетику и вообще коммунальную сферу. С началом рыночных отношений государство сняло с себя обязательство инвестировать в этот сектор, а тариф предприятиям в части капвложений повысить не дало.
Впервые вопрос с госфинансированием в тепловые сети был поднят в 2005 году, когда износ вырос до неприемлемых показателей, так как пятнадцать лет до того ничего не делалось. С 2006 года государство начало инвестировать в тепловые, электрические и другие сети. На сегодняшний день в Алматы 60% сетей отслужили свой нормативный срок. В 2000 году таких труб у нас было около 15%. По идее, и 15% — это катастрофа. Но если бы государство не начало вкладывать, положение было бы еще трагичнее.
— И как влияют такие сети на качество теплоснабжения?
— Месяц назад у нас был порыв в районе Тастака: без теплоснабжения в течение 17 часов остались 109 домов — там порвалась труба, проложенная в 1973 году, ей было 39 лет. Какая-то труба может пролежать и 40, и 50 лет, а какая-то начинает рваться в течение года-двух после окончания нормативного срока.
— Сколько инвестировало государство с 2006 года?
— Ежегодный объем инвестиций примерно равный — около пяти миллиардов тенге. Но тут возникает второй вопрос: за счет дотации государства тариф на тепловую энергию становится дешевле. Из-за того, что продукция становится дешевле, потребители нерационально используют ее. Если сейчас повысить цену на бензин до трехсот тенге за литр, люди начнут меньше ездить на машинах, пересядут на малолитражки. То же и с теплом. Учти мы в тарифе все реальные капитальные затраты — тариф повысился бы в два с половиной раза. И тогда люди стали бы больше экономить. В чем это выразилось бы? Выгоднее бы стало инвестировать в энергосбережение. Мы со своими сметчиками просчитали стоимость утепления типового многоквартирного дома. Как минимум, 15 миллионов тенге. Мы раскидали эту сумму по квадратным метрам, и оказалось, что при текущем тарифе на тепло окупаться это все будет 20 лет. С другой стороны, государство сейчас инвестирует в сети, в строительство котельных, расширение мощностей, а ведь в мировой практике давно есть расчеты, что один доллар, вложенный в энергосбережение, экономит два доллара в развитие мощностей. Эффективнее все инвестиции в создание новых мощностей направлять на энергосбережение.
К сожалению, в Казахстане вопрос дефицита мощностей до сих пор решается за счет строительства дополнительных источников, а не за счет экономии уже имеющихся потребителей. Далеко за примерами ходить не надо: в связи с дефицитом тепловой энергии в южной части Алматы за счет бюджетных средств была построена котельная «Орбита» суммарной мощностью 300 Гкал/час и стоимостью около 12 млрд тенге. Если бы такую же сумму вложить в энергосбережение существующих зданий, то, по нашим расчетам, можно было бы утеплить около 800 зданий, снизив их потребление на 100 Гкал/час. Плюс еще ежегодная экономия на топливе и улучшение экологической ситуации в городе. Проще экономить, чем увеличивать потребление, тем более что цены на энергоресурсы будут расти. У нас пока эти принципы не стали привычной частью жизни. По данным Агентства по делам строительства и ЖКХ, мы тратим на отопление в три раза больше, чем Швеция при аналогичном климате. В Европе с 1980-х действует стандарт строительства, к которому мы пришли недавно.
— Новые дома действительно эффективнее?
— Скажем так, некоторые новые дома в Алматы, напротив, потребляют больше тепловой энергии, чем старые панельки. По проекту все красиво, но по факту из-за использования некачественных стройматериалов, некачественных работ экономить не получается. К сожалению, это выясняется уже после ввода дома в эксплуатацию и наступления первых холодов. В этом плане есть проблемы у домов, построенных компанией «Корпорация KUAT», новых домов, строящихся по госпрограмме доступного жилья. В зависимости от застройщика, у домов разный коэффициент энергопотребления. И на квадратный метр у жителей разных домов выходит разница около 20%. Жители пишут жалобы, дескать, поставщик задирает цены.
— То есть лучше бы им быть без счетчиков?
— Получается, что так. Это еще один парадокс сегодняшней ситуации. Ведь по действующим правилам платить за тепло можно либо по приборам учета, либо усредненную плату по городу. Если это средняя величина, получается, что у половины тариф выше реального потребления, у кого-то ниже, и кто-то за кого-то платит. Поэтому многим домам просто невыгодно платить по приборам учета, и они отказываются их устанавливать. Нужно более жестко и внимательно подходить к этому вопросу. По нашему законодательству с 2009 года счетчики тепла должны были стоять везде, но при этом не было никакого наказания за неустановку прибора. Люди понимают — им незачем ставить прибор стоимостью в три тысячи долларов, чтобы потом еще и переплачивать за тепловую энергию. Кроме того, этот прибор должен проходить поверку раз в четыре года. Это очень дорогостоящая процедура — сумма колеблется от восьмидесяти до ста тысяч тенге. Мы провели анализ цены и были удивлены тем, что около 60 тыс. тенге — это стоимость штампа поверителя — АО «Национальный центр экспертизы и сертификации», которое является стопроцентно государственным предприятием. И лишь остальное — плата компаниям, которые снимают прибор, тестируют и калибруют счетчик на проливочном стенде, устанавливают обратно. В результате всего вышесказанного в Алматы из 26% домов, в которых установлены приборы учета тепла, по приборам рассчитываются только 8%.
— Последние изменения в законодательстве как-то повлияют на ситуацию?
— Да, по внесенным изменениям в закон «Об энергосбережении» предусмотрена дифференциация платы за тепловую энергию в зависимости от наличия или отсутствия приборов учета, то есть у кого нет приборов учета, будут платить больше. По предварительным данным, на 20%. Но тут, конечно, есть скрытые риски и для нашего предприятия.
— Потому что тогда вы будете получать еще меньше. Потребителю экономить невыгодно, а монополисту?
— К сожалению, законодательство о естественных монополиях устроено так, что монополист тоже не заинтересован в энергосбережении. Нам невыгодно, если потребитель будет экономить. И это не потому, что мы хотим экстенсивно максимизировать прибыль. Возьмем ситуацию, когда потребители начали экономить, мы вместе сэкономили 20% в топливной составляющей. Но таким образом доля фиксированных затрат увеличивается. Если топливная составляющая у нас 50%, то реальная экономия составит только 10%, остальные 10% будут у нас прямыми убытками. Интересен и вот какой момент. Если зима оказалась теплее, то мы должны вернуть потребителям, не имеющим приборов учета, часть денег, которые мы перебрали по топливной составляющей. Но если зима оказалась холоднее, то мы не можем брать выше установленной платы. Хотя за последние десять лет было две-три зимы, когда нам просто необходимо было добрать денег. Например, в эту зиму, боюсь, так и произойдет.
Во-вторых, монополистам при действующем законодательстве невыгодно и самим сокращать свои траты. В тариф закладываются затраты по нормативу: на такое-то количество станций, такую-то протяженность сетей и столько-то установленного оборудования нам требуется столько-то сотрудников. Например, на нашем предприятии требуется по нормативу 1763 сотрудника. В прошлом году у нас прошла оптимизация, мы сократили двести человек. Теперь, когда в следующий раз мы подадим заявку в департамент АРЕМ об утверждении нашего фонда оплаты труда, уже не 1763 умножат на среднюю зарплату, а 1563. Логично было бы, чтобы за счет сэкономленного зарплатного фонда поднялась зарплата оставшихся сотрудников, но законодательством это не предусмотрено.
— Вам выгодно сжечь больше угля, раздувать штат…
— Уж точно нам не выгодно экономить. Если мне в этом году выделено на электроэнергию условно пятьсот миллионов тенге, то я должен потратить все деньги до копеечки. Если я потрачу лишь 450 миллионов, в следующем году мне заложат 450. А если на третий год в силу обстоятельств мы опять потратим пятьсот миллионов, пятьдесят миллионов тенге мне запишут в прямой убыток. Придется заново приходить и доказывать, что мне нужны пятьсот миллионов и не меньше.
— Насколько мне известно, такая же система у пиарщиков крупных компаний: если им заложили в рекламный бюджет определенную сумму, то все эти деньги надо освоить. Эффективно, неэффективно — дело десятое. Ведь в противном случае в следующем году рекламный бюджет сократится.
— У нас раздувать затраты не получается. Хотя у потребителей наверняка есть впечатление, что мы в сговоре с департаментами АРЕМ. Но на самом деле каждая копейка дается нам с трудом.
— Многие организации, занимающиеся распределением электроэнергии, тепла и воды, используют для модернизации основных фондов инвестиционный тариф. Вас, как я понимаю, он не коснулся?
— Мы в прошлом году подавали заявку, но в силу определенных обстоятельств отозвали. То, как на сегодняшний день работает инвестиционный тариф, для нас невыгодно. Он фиксирует все затраты на три-пять лет. Это неприемлемо для нас. Например, сегодня мы рассчитали, что нам нужно построить насосную станцию, подписали инвестиционный договор, а завтра выяснилось, что нам проще модернизировать другую насосную станцию, но за те же средства. Если мы не выполним обязательства по строительству станции, то нам начислят штраф, а чтобы изменить хоть что-то в инвестпрограмме, нужно заново разрабатывать новую. Очень много вопросов не отрегулировано в подзаконных актах.
Ответственность — жильцу
— Какие предложения для исправления ситуации есть у вас?
— Во-первых, что касается тарифа, его следует поделить на две части. Тариф должен отражать структуру расходов: постоянные и переменные. Энергоэффективность должна воплощаться только в переменной части. Постоянная составляющая — это плата за подключаемую, резервируемую мощность, а переменная составляющая — плата по факту расходования.
Во-вторых, мне кажется, нужно дифференцированно подходить к расходной части тарифа. У департамента АРЕМ есть возможность регулировать зарплату, исходя из показателя, среднего по отрасли. Но АРЕМ применяет этот принцип только в одном направлении: если наша зарплата будет выше средней по отрасли, они вправе ее снизить. В нашем случае в «Алматинских тепловых сетях» средняя зарплата составляет 66 тысяч тенге, в то время как средняя по отрасли — 105 тысяч. Нам нужно поднять ее хотя бы до 90 тысяч тенге, ведь в прошлом году отток кадров у нас составил 34%. Основная причина увольнения — низкая заработная плата. То есть сегодня на стратегическом для самого крупного города страны предприятии каждый третий сотрудник работает менее года! По правилам, установленным АРЕМ, нам могут поднять зарплату только на уровень инфляции. Но семь процентов нас не спасут. У аналогичных компаний средняя зарплата составляет от 90 до 120 тысяч тенге.
И третье, самое существенное, на мой взгляд, предложение, которое касается энергосбережения в масштабах всего Казахстана. Чтобы ситуация с износом в Алматы не усугублялась, требуются инвестиции в сети в 15 миллиардов тенге ежегодно. А чтобы улучшить ситуацию в перспективе десяти лет, нужно дополнительно инвестировать 25 миллиардов. Это колоссальные средства. Не думаю, что их кто-то выделит. И это колоссальный объем работ. У нас более 1 120 километров сетей, в год требуется перекладывать 45 километров — 4%. Для наглядности, это то же самое, что четыре с половиной раза перекопать проспект Абая. А чтобы за десять лет устранить накопленный износ, нужно перекладывать по сто километров. В последние годы мы дошли до уровня, когда перекладывается около 15 километров сетей. А нужно в три раза больше, чтобы поддерживать сети в текущем состоянии! Правда, здесь стоит учесть, что мы заново укладываем предизолированную трубу, а у нее срок службы 40 лет. Таким образом, норма амортизации сокращается в 1,5 раза.
Наше предложение такое: почему бы не сделать реальным тариф, чтобы предприятие само могло инвестировать в свои сети, но деньги, заложенные в госбюджете, направить адресно каждому жителю с тем, чтобы он мог направить эти средства либо на оплату комуслуг, либо на мероприятия по энергосбережению. Причем надо распределить эти деньги всем, не разделяя на бедных и богатых. И понемногу сужать рамки, увеличивая финансовую нагрузку на потребителя. Он выберет энергосбережение, и, несмотря на рост тарифа, плата за тепло для него изменяться не будет. Тогда и ему, и нам выгоднее будет экономить. И экономика будет такой же эффективной, как в Европе.
— Но тут ваше предложение пересекается с программой модернизации жилого фонда. Согласно ней государство также адресно выделяет средства кондоминиумам на термомодернизацию и ремонт внутренних сетей, что в результате должно сократить энергопотребление.
— Эти мероприятия при существующем тарифе проводить неэффективно. Если не растет тариф, то термомодернизация окупается 15–20 лет. А когда дотации не учитываются в тарифе, он становится фактическим, она окупается за 5–7 лет.