Сын легендарного режиссера Анатолия Эфроса и замечательного критика Наталии Крымовой Дмитрий Крымов в конце 1970-х окончил факультет сценографии Школы-студии МХАТ. Оформил более восьмидесяти спектаклей в Москве, Риге, Софии, Париже и Токио. Его картины хранятся в Третьяковской галерее, Музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина и других коллекциях. В 2002 году дебютировал в режиссуре — поставил в Театре имени К. C. Станиславского «Гамлета» в неканоническом переводе Осии Сороки. В 2003-м впервые набрал курс сценографов в РАТИ. Его особый театр возник из работ со студентами — студенческую труппу Крымова приютил Анатолий Васильев в своей «Школе драматического искусства». В апреле 2008 года спектакль «Демон. Вид сверху» был награжден «Золотой маской» в номинации «Новация» (вторую «Маску» в той же номинации режиссер получил в 2010-м за «Опус № 7»). После этого Крымов окончательно стал одним из главных наших театральных ньюсмейкеров, а критики заговорили о новом виде театра — театре художника. Однако самому Крымову эти определения не слишком нравятся. Он вообще не любит шаблонов и привычных рамок. Его спектакли в них и не вмещаются. Среди его последних работ: «Опус № 7» — о холокосте и травле Шостаковича, таинственная и, похоже, очень личная «Смерть жирафа» и «Тарарабумбия» — грандиозное шествие героев пьес Чехова. А также спектакль «В Париже» по рассказу Ивана Бунина, в котором белогвардейского офицера играет Михаил Барышников. Согласно воле последнего этот спектакль, сделанный в Европе, не будет гастролировать в России.

Сейчас Крымов выпускает свой, пожалуй, самый рискованный проект — постановку с подзаголовком «Уроки русской литературы». В ней одиозные советские пьесы, в частности «Кремлевские куранты» Погодина и «Оптимистическая трагедия» Вишневского, перемешаны с пьесами оттепельной поры вроде «В поисках радости» Виктора Розова, а ко всему этому добавлены сцены из пушкинского «Бориса Годунова».

Накануне премьеры режиссер рассказал «Эксперту», зачем он решил соединить все это вместе, чему учит русская литература и с чего, по его мнению, надо начинать реформу российского театра.

— Вы несколько раз меняли название своего спектакля: «Кремлевские куранты», «Ленинские Горки», «Горки-2», потом «Горки-9». А теперь на афише написано «Горки-10».

— Горки-10 еще недавно были крайним поселком на Рублево-Успенском шоссе. Хотя, может, сейчас есть уже и Горки-11. Все эти цифры вызывают странное чувство, будто происходит клонирование. По-настоящему мой спектакль называется «Уроки русской литературы» — кроме пьес советских авторов там есть монолог из пушкинского «Бориса Годунова» — наставление сыну о том, как надо править.

— Это будет пародия?

— Никаких пародий!

— Не могу представить, как можно сегодня всерьез ставить погодинские «Куранты».

— Надеюсь, зрители поймут это, посмотрев спектакль.

— Хорошо, а зачем вам понадобились «А зори здесь тихие»?

— Нужно было как-то подчеркнуть это сочетание бесчеловечности и человечности, вампиризма и нежности — так бы мн