Генеральный директор петербургской компании «Институт “Ленгипрогор”» Юрий Перелыгин был среди ключевых экспертов прошедшего недавно в Кисловодске форума «Инвестиции в человека». В числе проектов, реализованных «Ленгипрогором» на юге России, — инженерная подготовка территории и энергоснабжение в составе схемы градостроительного планирования развития Ростовской области, генплан развития горнолыжного курорта Красная Поляна, генплан столицы Ингушетии Магаса. Сам Юрий Перелыгин известен как автор концепций ряда градостроительных проектов в исторической среде, таких как «130-й квартал» в Петербурге и «Иркутская слобода». По его словам, подобные проекты могут появиться и на Юге, но для этого должен быть обеспечен низкий уровень политических рисков.
Риски преждевременной либерализации
— Сегодня на юге России делаются первые попытки создания управляемых агломераций — прежде всего Ростовской и Кавминводской. И там, и там есть значительные проблемы на уровне взаимодействия муниципалитетов. Как вы считаете, за счёт чего может повыситься эффективность этого процесса?
— У нас часто даже хорошие муниципальные инициативы упираются в преграду в виде власти более высокого уровня. Главная беда не в том, что население или бизнес относятся к власти с недоверием, а в том, что власти не верят друг другу. Разные отрасли власти конкурируют друг с другом, особенно на уровне субъектов и муниципалитетов. Нужно преодолеть это недоверие. Если власть сможет показать, как она договаривается, тогда и у населения появится доверие к власти. Переговорный процесс в результате приведёт к оргшагам, а они, в свою очередь, начнут помогать агломерации.
— То есть главным драйвером формирования агломераций должна быть всё же региональная власть?
— Она должна быть зонтиком, иначе муниципалитеты между собой передерутся, ведь культуры переговоров и защиты своих интересов у нас нет. Избирательный цикл таков, что за четыре года нужно себя как-то обезопасить, а не заниматься проектами на много лет вперёд. Преемственность власти у нас институционально не обеспечена, как на Западе. В этом смысле институциональную рамку действительно задаёт оргчасть в виде губернатора. Мы пытались создать такие межмуниципальные соглашения, например, в Калининградской области, собрали мэров всех пяти курортных территорий на Балтийском побережье, вроде бы даже договорились и какую-то местную программу написали. Прошла пара месяцев, их интересы разошлись полностью, бизнес профинансировал одного, снял другого, и всё разлетелось. Но там не было именно патронажа субъекта. Если бы была такая защита рамочного типа, наверное, что-то бы получилось.
— Теперь губернаторов будут выбирать — что это даст для межмуниципального взаимодействия?
— С точки зрения развития для нашей страны эта схема хуже, чем была. Это на самом деле большой риск. Я противник излишней либерализации. На муниципальном уровне должны быть циклы сменяемости, потому что он приближён к людям. А губернатор — это власть центра, это представитель президента на территории. Когда говорят, что в Штатах губернаторов выбирают, то надо помнить, что там демократии 250 лет. Через такой срок, глядишь, и у нас можно будет. Только не забывайте, что в Америке сначала сто лет друг в друга стреляли.
— То, что сегодня губернаторами становятся муниципальные руководители, как в Ростовской и Волгоградской областях, — это, на ваш взгляд, положительная тенденция?
— С моей точки зрения, куда более осмысленно для региона и куда более позитивно перемещение чиновника из кресла министра в губернаторы. Например, Гордеев и Мишарин (губернатор Воронежской области; экс-губернатор Свердловской области. — «Эксперт ЮГ»). Человек, набравшийся опыта в федеральных структурах, приходит на территорию с очень большими ресурсами и может их туда подтащить. А местный кадр пока подрастёт, пока приобретёт нужный круг людей, наберёт нужный темп... Может быть, это и хорошо, но не так эффективно. Работа в федеральном правительстве позволяет разговаривать на одном языке с губернаторами, министрами или людьми уровня Дерипаски — губернатор должен иметь эту коммуникацию и уметь ей пользоваться. Его должны знать. А мэра, который дорастает до губернатора, на федеральном уровне знать не знают. Поэтому зря пошли на поводу у Болотной, рано. Ещё один цикл точно стоило бы назначать губернаторов. Назначенца, по крайней мере, снять можно сразу, если что-то пошло не так. А при выборной схеме пять лет не будешь знать, что с этим делать. Ещё и народ будет кричать: что, да почему, да как же? А к власти должны приходить люди не только квалифицированные и обеспеченные, но и те, которые хотят остаться в истории. Как только ты ставишь перед собой историческую цель, ты сразу начинаешь думать масштабами поколений, тебе небезразлично, что о тебе скажут в будущем. Такие люди должны появиться, но на это требуется время.
Требуются «длинные» решения
— В значительной степени проблемы взаимодействия муниципалитетов упираются в нехватку свободных земель, особенно на Северном Кавказе. С другой стороны, раздаётся все больше голосов, что неплохо бы разрешить там приватизацию земли. Какова ваша позиция в этой дискуссии?
— В России земельный вопрос всегда был кровавым, поэтому к полномасштабному частному обороту земли надо подходить очень аккуратно, особенно на Кавказе. Я сторонник консервативных методов, особенно там, где хозяйственные уклады другие. Есть тейповый уклад, родоплеменная структура, которая отстаёт от структуры, например, Петербурга, на три поколения. Как можно одним и тем же инструментом действовать и там, и здесь? Он не будет работать. Значит, надо применять то, что работает. Например, в Ставрополе можно одно, в Карачаево-Черкесии — другое. Или в Черкесске можно, а рядом нельзя, в казачьих станицах можно, а в карачаевских нельзя. Поэтому нужно действовать очень аккуратно, избирательно, тут требуется точечная настройка, а не «огонь по площадям». И пока нет сакральности частной собственности, с землей всё будет сложно. Когда мы делали проект 130-го квартала в Петербурге, мы «перенарезали» полностью землю, со всеми собственниками пришлось договариваться, причём на 300-400 человек обязательно найдётся парочка недоговороспособных. И мы их фактически обложили деятельностью, сделав их жизнь невыносимой, и они вынуждены были пойти на согласование — другого метода сейчас нет. Понуждение к переговорам, иначе и не скажешь.
— Как поставить такие проекты на поток? Пока ведь это штучная продукция.
— Да, пока это эксклюзивные, нетиражируемые проекты. Они живы, пока я жив или ещё два-три человека, которые такого же рода проекты в исторической среде реализуют от замысла до запуска. В Петербурге я знаю одного девелопера, который готов с этим работать, ещё парочку знаю по Москве. История — это ресурс, это деньги. Только надо научиться пользоваться этим ресурсом. Причём это длинные проекты, потому что это огромные куски городов. 130-й квартал Петербурга — это 15 тысяч населения.
— В Иркутске инициатива вашего аналогичного проекта исходила от власти?
— Там получилась такая ситуация. Губернатор (Дмитрий Мезенцев. — «Эксперт ЮГ») проехал по городу, а поскольку он из Петербурга, его, видимо, возмутило, что центр настолько необустроен и запущен, и он сказал: срочно переделать, потому что грядёт 350-летие Иркутска. У нас были бешеные сроки: пришлось за два года сделать то, что мы обычно делаем пять лет.
— По каким критериям вы отбираете площадки для реализации проектов в исторической среде?
— Когда я полностью делаю среду, я знаю лучшую точку в городе, которая принесёт больше всего денег. Мы берём самую убитую территорию, на которую уже все плюнули, и за счёт этого выплываем. Инвесторы туда не вкладываются, жители мечтают оттуда съехать, а власти говорят: что ж с этим делать? Когда ты приходишь и начинаешь разрешать ситуацию, тогда начинает появляться интерес, создаётся поток людей. То есть мы делаем среду, обстановку, где человеку комфортно по масштабу, антуражу, отделке, обустройству, озеленению. И эта среда ещё исторически нагружена.
— А то, что вокруг? Реконструированный квартал не будет диссонировать с общей городской средой не слишком высокого уровня?
— В Иркутске мы сделали 56 домов, а таких домов там — тысяча с лишним. Мы говорим мэру: бери и делай дальше. Но интересы у него лежат в другой плоскости — денежной, он думает о том, как бюджет не потратить.
— На Юге есть интересные для вас города, где можно реализовать такие же проекты?
— Мы хотим нечто подобное проделать в Ставрополе. Но всё будет зависеть от политической конъюнктуры. Если между полпредом и губернатором всё время искрит, очень сложно реализовывать подобные проекты, они высокочувствительны к политической ситуации. Это же не маленькое пятно, на котором построил и забыл. Это большой кусок городской земли, куча интересов, историческое прошлое — всё вместе. И всё это можно очень легко политизировать. Когда мы начинали 130-й квартал в Петербурге ещё при Собчаке перед выборами, которые он проиграл Яковлеву, в этом квартале жили и Собчак, и Яковлев. Собчак проиграл, но у Яковлева хватило мудрости не зарубить проект, а до конца его реализовать. Поэтому преемственность власти, «длинные» институциональные решения, правила игры — всё это должно быть.
«Архитекторы эту Олимпиаду уже ненавидят»
— Насколько этому могут способствовать крупные федеральные проекты, связанные с юбилейными торжествами? Например, Астрахань благодаря недавнему 450-летию в центральной части местами просто преобразилась.
— Новое городское качество благодаря юбилею действительно в Астрахани стало появляться, город начал приобретать некоторые черты столичности — ничего другого ведь на Каспии у нас нет. Но эти столичные черты надо умножать, а там случилась драка вокруг мэрского кресла. А это тупик. Губернатору Жилкину, конечно, сейчас несладко — на нём весь этот юбилей «выехал». К тому же Астрахань остаётся самой проблемной территорией в России по ветхому жилью.
— Проекты в исторической среде могут быть сделаны силами местных специалистов? Или на это способны только москвичи и петербуржцы?
— В России есть две градостроительные школы — петербургская и московская. Они разные по методологии, подходу, отношению — становление происходило в течение восьмидесяти лет. Какой смысл создавать что-то своё? Надо научиться, и всё. И потом, может быть, появится своя школа — по-другому не бывает. Лет восемь назад я общался с ростовскими архитекторами, и они сетовали: вот мы дожили, вас нанимаем делать генплан Ростова, сами не можем. Ростовские градостроители не выжили, а мы выжили, и только благодаря сильной школе. Нас в стране знают, поэтому нас выдёргивали то туда, то сюда. В «лихие» годы с 800 человек сотрудников мы упали по численности до 150, но выжили и сохранили школу. Сейчас у нас «под ружьём» «Ленгипрогора» и ФГУП РосНИПИ Урбанистики уже 450 человек.
— А как вы оцениваете качество документов терпланирования, которые делаются региональными специалистами?
— Здесь всё упирается в пресловутый 94-ФЗ. Главе муниципального образования велено сделать схему терпланирования, причём быстро. К нему приходят «Рога и копыта» и говорят: мы за три месяца и за десять рублей сделаем. А хороший проект терпланирования нужно делать полтора года и за хорошие деньги. Поэтому идёт колоссальное падение качества, градостроительные институты из-за ФЗ-94 находятся в плачевном состоянии, а муниципалитеты говорят: мы сэкономили деньги. В итоге у них висят не схемы терпланирования, а контурные карты для седьмого класса… За такое качество работ я бы своих показательно наказал. Генплан — это документ, которым надо уметь пользоваться, а муниципальные главы — неквалифицированные пользователи: они не умеют читать этот чертёж, не умеют им пользоваться, хотя выглядит он красиво.
— В итоге градостроитель превращается в придаток несовершенного законодательства?
— Сейчас и по Петербургу, и по другим городам-миллионникам ситуация такая: главный архитектор — толмач генерального плана, но в Петербурге, например, теперь это пятый властный уровень. Хотя при советской власти он всегда был вторым человеком после главы горисполкома. Если он сказал «нет» — то это нет, и всё. А почему нет? — Некрасиво. Как это сейчас может пройти? Да никак. Какое «нет»? Некрасиво? Иди отсюда! «Бабки» — это главное. А архитектор должен стоять на своём. Поэтому очень часто хорошие архитекторы входят в конфликт, их выгоняют, как это было у вас в Ростове с Владимиром Гейером, который всё время мешал. Дальше либо приходят лояльные, либо архитектора низводят на тот уровень, где у него нет никакой власти. Да, они говорят, возмущаются, пишут — и что? То есть главные архитекторы превращены в простых исполнителей. Как пример отношений заказчика и исполнителя — генеральный план Олимпийского парка, который сейчас разрабатывает Институт урбанистики. Заказчики там постоянно менялись, они абсолютно неквалифицированны как градоустроители: сделано уже 12 вариантов проектов планировки. Разве так можно? Ты уже всё сделал, согласовал, и тут тебе говорят: убираем Олимпийский университет, не будет его здесь, всё пересчитывайте. Инженеры и архитекторы эту Олимпиаду уже ненавидят. Хотя в портфолио можем смело писать: мы делали олимпийские проекты.
— Введение института сити-менджеров может как-то способствовать решению проблемы некачественного заказчика на муниципальном уровне?
— Наша практика сити-менеджмента — это политические игры в смену неугодных мэров. Сити-менеджмент был введён не как инструмент управленческой преемственности, а как инструмент политической игры и интриги. Не понравился мэр — снимаем. И центру хорошо: дергаёшь за ниточки — один мэр, второй, уже политика. А для территории это плохо. И там, где самостоятельных мэров у губернаторов не получается снять, идут по другому пути: мы тебя поставим политической фигурой, а денежки дадим сити-менеджеру. Такой способ введения института сити-менеджера только дискредитирует профессию. Хотя на самом деле это очень правильная вещь.