По данным аналитического центра «Эксперт ЮГ», заявленный «Евродоном» проект строительства в Октябрьском районе Ростовской области комплекса по выращиванию индейки стоимостью 646,87 млн долларов (порядка 18–19 млрд рублей) на середину 2011 года является абсолютным лидером среди реальных инвестпроектов в донском АПК, а на юге России в целом входит в тройку крупнейших в отрасли. На первом этапе компания Вадима Ванеева планирует довести выпуск до 60 тысяч тонн мяса в год, в дальнейшем объём производства индейки предполагается утроить. Выход на объём
в 180 тысяч тонн позволит «Евродону» закрывать примерно четверть годовой российской потребности в индейке, которая, по расчётам компании, составляет 650–750 тысяч тонн в год.
Столь быстрый рост «Евродона» объясняется в первую очередь тем, что компания была первопроходцем на фактически отсутствовавшем в России рынке — ещё несколько лет назад промышленного производства индейки в стране не существовало. Однако без харизмы Вадима Ванеева «индюшиный» проект на Дону вряд ли бы состоялся — первые шаги в этом бизнесе «Евродон» делал вопреки неверию банков и местных властей в то, что индейка станет популярным у россиян мясом. Сегодня группа «Евродон» намерена строить индюшиные комплексы в соседних регионах, а также планирует придать промышленные масштабы ещё одному новому рынку — весной 2011 года было заявлено о строительстве в Миллеровском районе комплекса по производству и переработке мяса утки объёмом 20 тысяч тонн в год и стоимостью 5 млрд рублей. Кроме того, «Евродон» осваивает рынок строительных материалов и быстровозводимого жилья. Похоже, мы присутствуем при появлении в Ростовской области нового аграрно-индустриального холдинга всероссийского масштаба.
Очень много мяса
— «Евродон» — одна из самых динамичных компаний Ростовской области. Каковы темпы вашего роста?
— Я об этом не думаю, нам надо строить и строить, закрепляться на рынке. Считайте объёмы. Когда я первый раз приехал в Израиль и сказал, что хочу сделать индюшиное производство на 30 тысяч тонн мяса в год, знаете, как меня называли? «Фантаст из России». Потом меня долго уговаривали остановиться на 3 тысячах тонн. Я, ничего не понимая в индейке, был категорически против, я настаивал на 11 тысячах. Это 2006 год. Дальше мы начали разрабатывать комплекс на 30 тысяч тонн и в 2010 году его запустили, выпустили 32 тысячи тонн. Когда нам профинансируют комплекс ещё на 60 тысяч тонн, мы уже следующим утром начнём работать.
— На какой период прописана стратегия развития компании?
— На 12 лет. Мы сейчас в самом начале её реализации, потому что снова начинаем с чистого поля. Первый комплекс был рассчитан на 30 тысяч тонн. На 60 тысяч тонн планируем выйти через два года после того, как начнут финансировать. Объём инвестиций — почти 18 миллиардов рублей, но это уже на 180 тысяч тонн, будем в три этапа в течение 8–10 лет на них выходить. Это максимальный объём, который будет у нас в Ростовской области.
— Что вы ожидаете получить в итоге реализации стратегии через 12 лет?
— Очень много мяса, о конкретных цифрах говорить не буду. Мы станем лидерами, это могу сказать точно. Если наши планы в ближайшие два года реализуются, будем первым номером в Европе по производству мяса индейки. Наш проект на 60 тысяч тонн — такого в мире и близко нет, наши западные партнёры чуть ли валидол не пьют от масштаба комплекса.
— На каком этапе развития бизнеса возникла эта стратегия?
— Где-то через год после начала работы. Я просто понял, что есть рынок и надо его делать. Ведь рынок сам не вырастет, если не будет рекламы, если мы не станем людям объяснять, что это хороший продукт, — без этого индейка сама к нам не прилетит. Потом я выработал стратегию, и после того, как нас посетил Виктор Зубков (в 2008–2012 годах вице-премьер правительства РФ, курировавший развитие сельского хозяйства. — «Эксперт ЮГ»), я к нему попал на приём. Он послушал меня минут 15, а потом спрашивает: «А у вас есть стратегия?» Я говорю: «Ну, есть». А он: «А вы можете мне сейчас её показать?». Я говорю: «Дайте мне месяц». Я не думал, что Зубков заинтересуется, но когда я привёз ему стратегию, он собрал совещание, и началось продвижение по регионам.
— Вы видите пределы темпов роста компании? Есть какие-то факторы, которые ограничивают рост?
— Покупательная способность. Всё может быть, все под богом ходим — в любой момент возможен неурожай, например. Но во втором проекте мы уже практически всё предусмотрели, в том числе и элеваторы. 550 тысяч квадратных метров объектов нужно построить.
Самая сложная птица
— Какое место индейка сегодня занимает в структуре потребления мяса в России? За счёт чего она может увеличить свою долю?
— По норме мы должны есть примерно 85 килограммов мяса на человека в год, а по факту сейчас 65. Индейка займёт примерно 18 процентов в общем объёме потребления мяса, во всех нормальных странах так. Может быть, она отнимет у кого-то долю. Нормальный человек, который хочет за собой следить, будет есть индейку. Я уже шесть лет не ем свинину, и поверьте мне, все те, кого я угостил нашим мясом, перешли на индейку. В ней меньше холестерина, больше белка. Единственное мясо, у которого не зарегистрировано аллергенности. У материнского молока 96 процентов усвояемости, у индейки — 95. Баранина усваивается через шесть–восемь часов после потребления, индейка — через два часа. Пускай мои коллеги-свиноводы на меня не обижаются, но что можно сказать хорошего про свинью? Вы можете сказать, что вы успешны и едите свинину или курятину? А вот вы успешны и едите индейку, баранину, телятину — это вы можете сказать.
— Будет ли индейка конкурировать с другим мясом птицы?
— Когда на совещании у премьер-министра Владимира Путина один губернатор заявил, что мы достигли своего пика потребления в мясе птицы и его уже можно не финансировать в рамках господдержки, очередное слово было за мной. Я думаю: какой пик потребления, когда мир в среднем потребляет 35 килограммов бройлера, а мы 25? Тогда Путин говорит: я не разделяю вашего оптимизма, давайте спросим у Вадима Ванеева. Я отвечаю: бройлер — это птица, а индейка — это не птица. Наше мясо кардинально отличается от курицы по вкусу, и наша ценовая ниша — выше курицы и ниже свинины. Поэтому потребление будет расти.
— Существуют данные, что ёмкость российского рынка индейки составляет 650–750 тысяч тонн. Насколько далеко от этих цифр сегодняшнее состояние рынка?
— Это наши цифры, мы их в своё время озвучили. Возьмите пять килограммов среднедушевого потребления в год, умножьте на население страны — 142 миллиона, и в течение десяти лет рынок достигнет этого показателя. На данный момент, по нашим расчётам, Россия производит в общей сложности порядка 80 тысяч тонн, не больше. По состоянию на середину 2012 года в нашей стране было заявлено 35 проектов по строительству индюшиных комплексов мощностью 10–15 тысяч тонн в год.
— Это для вас серьёзные конкуренты?
— Конкуренция, конечно, возникнет, но мне кажется, сначала на рынке долго будет «Евродон», а потом другие компании. Раньше рост конкуренции пугал, теперь не пугает ничто. Конечно, обидно понимать, что надо было строить больше и раньше, а вместо этого ты носился с идеей, и тебя выгоняли из банков со словами, что русские это мясо есть не будут. Но сейчас и близко никто не подошёл к тому, что делаем мы — я имею в виду комплекс на 60 тысяч тонн. У нас очень сильная команда. Пусть конкуренты найдут таких же людей, каких я искал все восемь лет. В этом отношении они от нас отстают, а многие отстают ещё и по концепции и подходу, потому что мы полностью меняем технологию, привносим инновационные элементы подхода к бизнесу изнутри команды. И ещё один момент — никто из конкурентов, как мне кажется, глубоко не задумывался, где брать яйцо. Это всё равно, что покупать в другой стране урановое сырьё для атомных ракет, — если его тебе не продадут, ракеты у тебя не будет. Яйца в мире нет, его производят только две или три компании, и они должны специально под каждый новый проект посадить родительское стадо, то есть настолько поверить в эти новые бизнес-структуры. Они могут, конечно, построить свои производства, но яйцо им дадут не такое качественное, им придётся покупать то, что им предложат, и всё это будут везти сюда. В общем, я очень сомневаюсь, что все заявленные проекты вдруг выстрелят, половину точно надо будет выкинуть. Ясно станет, когда начнут копать и строить. Насколько мне известно, некоторые проекты уже закрываются.
— Не так давно группа «Черкизово» заявила проект по созданию производства индейки в Тамбовской области с перспективой до 50 тысяч тонн в год — кажется, в России это сейчас второй по масштабу проект после «Евродона». Это уже более реальный соперник?
— Будущее предприятие в Тамбовской области может войти в тройку лидеров, но даже заявляемый объём на первом этапе меньше нашего сегодняшнего. За последний год в ряде российских регионов заявлено 35 индейководческих проектов. Через два года на рынок вывалится примерно 350 тысяч тонн мяса. Даже если всё построят, то куда это мясо будет продаваться? К тому же все эти проекты уступают по мощности нашему действующему комплексу. Им придётся проходить тот путь, который мы уже прошли за восемь лет. Уверен, большая часть проектов так и останется на бумаге. Ещё часть попросту не вернёт в банки финансовые средства, на которые проекты собираются строить. Я думаю, банкирам, которые планируют кого-то финансировать, следует подумать о том, во что они собираются вкладывать деньги, потому что заявить и сделать — это две большие разницы. Индейка — это сложный бизнес. В стране нет специалистов, опыта, а самое главное, повторю, нет мощностей под производство инкубационного яйца этой птицы.
— А вам как удалось договориться с поставщиками яйца? Взяли большими объёмами?
— На том этапе, когда у нас было 11 тысяч тонн, договориться оказывалось сложнее, но когда у тебя 60 тысяч тонн, никто не сможет противостоять. К тому же мы сделали проект родительского стада и этим себя обезопасили. А этот проект почти неокупаемый, некоммерческий, и никто из банков, поверьте мне, в него не вложится. Это могут позволить себе только те, кто производит очень много мяса. В мире всего две компании, которые занимаются выведением новых пород, наши партнёры из Англии и Канады выводили птицу 40 лет и тратили десятки миллионов евро. Если бы мы остановились на 30 или даже 60 тысячах тонн в год, я бы в жизни не делал родительское стадо, я бы покупал у других — и всё. Но так как планы у нас большие, мы задумали этот проект. Представьте, что вдруг в Канаде или Англии птичий грипп. Нам закрывают рынок, и проект стоимостью десятки миллионов евро умирает, потому что яйцо мы не возьмём нигде. Так что это первым делом биобезопасность. Почему в производство индейки неохотно идут? Потому что это самая сложная птица. Из всей живности индейка наиболее чувствительна к внешней среде, намного сложнее её выращивать, оборот меньше, чем у кур. У кур семь оборотов в год, у индейки — три, а люди хотят быстрые деньги. Индейку не знают, не потребляют. Зачем вкладывать деньги в индейку и ещё людям объяснять, что это вкусно? Проще вложить в то, что все знают, — в свинину или курицу.
— Вы сейчас пользуетесь иностранными технологиями или разрабатываете собственные?
— По выращиванию индейки — это мировые разработки, но все технологии производства ветчин и колбас — наши внутренние, мы будем их патентовать. То же самое — в технологиях строительства, мы сами многое придумали, например, в энергосбережении.
Пути экспансии
— В каких регионах вы планируете строить следующие комплексы?
— Мы рассматриваем возможность создания комплекса в Воронежской области, а также ещё в двух российских регионах. В данный момент приоритетным является ростовский проект. В других регионах всё зависит от того, насколько банки готовы финансировать. Мощности будут одинаковые — у нас типовой проект, который потом увеличиваем в несколько раз.
— Рассказывают, что в ростовских супермаркетах продукцию «Евродона» сметают с прилавков за считанные часы, а в Москве она продаётся свободно. С чем связана ориентация вашей дистрибуции на центральные регионы и Москву? Насколько вообще сейчас спрос на индейку выше предложения?
— Думаю, процентов на 15. Но я бы не сказал, что мы ориентируемся на Москву. На самом деле в столице реализуется только 45 процентов нашей продукции. География огромнейшая — свыше 40 городов. Из Ростова поставляем в Екатеринбург, Уфу, Челябинск, поэтому и говорим, что должны строить в других регионах. Правда, единственное место, где мы продаём свою готовую продукцию — ветчины, колбасы, — это Ростовская область, для других регионов не хватает. Так что Дон мы не ущемляем. Хотя собственные розничные подразделения открывать пока не планируем.
— Есть ли ещё крупные розничные сети, куда вы не вошли?
— Сейчас мы везде. Были проблемы, когда никто нас не знал: какой-то «Евродон» всплыл в Ростовской области и заявляет, что он крутой.
— Вы сталкиваетесь с таким явлением, как региональный протекционизм? Есть регионы, куда вам сложно попасть?
— Да, есть такое, особенно когда у нас была африканская чума свиней. Приходилось через региональные администрации доказывать и убеждать, что мы к свинье никакого отношения не имеем. Постановка вопроса была такая: вы же из Ростовской области… Но всё же мы не испытываем больших проблем с вхождением в новые регионы — возможно, потому, что индейки не так много на рынке. Всё-таки наше имя идёт впереди нас, рынок знает, что эти ребята делают высококачественный продукт.
— Вы присматриваетесь к внешним рынкам? Каковы шансы, что Европа будет закупать у вас мясо и яйцо?
— Никаких. Мне не нужна Европа, мне нужно накормить Россию. Но об экспорте мы, конечно, думаем, ведём очень серьёзные переговоры с одной из ближневосточных стран на высшем уровне её руководства, будем прокладывать туда дорожку.
— А импорт индейки вам не угрожает? Особенно после вступления России в ВТО.
— Думаю, что для нас от этого больше будет плюсов. Проблемы появятся у тех, кто не модернизировался, остался на прежнем уровне, а нас это не коснётся. Наш проект превосходит нормативы ВТО по всем параметрам. Мы продаём стопроцентно охлаждённый продукт. Какой импорт будет со мной конкурировать? Никакой. Что, Бразилия будет в Россию ввозить охлаждённое мясо? И какое оно будет охлаждённое? Импорта не должно быть. Это наша катастрофа, наша беда, что мы завозим столько мяса. Наконец-то эту проблему стали активно обсуждать на уровне правительства, начали уменьшать квоты.
— В 2011 году «Евродон» объявил о старте проекта по выращиванию утки. Как вы оцениваете потенциал этого рынка?
— Полагаю, что тысяч 200 тонн по России будет, а может быть, и больше в ближайшие 10 лет. Сейчас рынка нет — может быть, фермеры производят одну-две тысячи тонн. Здесь мы сразу начнём выращивать родительское стадо. Что касается наших планов, то 20 тысяч тонн — это только первый этап, на втором мы увеличим до 40 тысяч в год. Также мы планируем тиражировать подобный проект в двух других регионах России.
— Насколько далеко вообще идут ваши планы по диверсификации бизнеса? К производству стройматериалов и жилищному строительству будет со временем добавляться что-то ещё?
— Есть кое-какие задумки, но все они существуют в комплекте с основным производством — это не автомобили и не компьютеры, всё связано с едой. По выпуску стройматериалов можно сказать так: как только начнётся большой проект по индейке, 30–40 процентов, чуть ли не половина этих производств, будет загружено только нами. В строительстве жилья 10–15 процентов придётся на группу компаний, остальное уйдёт на рынок. Губернатор объявил, что в год надо строить три миллиона квадратных метров, мы сможем пять процентов из них возвести. У нас тысяча строителей, которые могут создать конкуренцию любой строительной компании, мы за сутки перерабатываем 200 тонн цемента. А жильём в России можно заниматься несколько веков. Поэтому мы хотим в этой нише занять своё место. Тем более, такого домостроительного комбината по технологиям и оснащённости в ЮФО нет.
— По поводу вашего производства сэндвич-панелей говорилось, что сегодня на этом рынке очень высокая конкуренция, и хорошим результатом будет, если вам удастся задействовать хотя бы 60 процентов мощностей. Насколько это верный комментарий?
— Конкуренция есть, но не такая уж высокая. У нас на стройматериалы собраны заказы со всей России вплоть до Тюмени, Калининграда и Амурской области. Тем более, наш завод оснащён специальным оборудованием по негорючести, таких производств только два в России. Возить сэндвич-панели из Питера за полторы тысячи километров — это грех, дешевле сделать своё производство. Мы будем строить 160 птичников, и потребность в сэндвич-панелях для них — два таких завода. А это только один из наших проектов.
— Эти проекты мультиплицируемы? Они будут воспроизводиться там, где вы начнёте строить заводы по выпуску индейки?
— Нет, они будут только в Ростовской области. Наша цель — это мясо, оно никакого отношения к этим заводам не имеет, просто на тот момент нас никто бы так быстро и качественно не обслужил. Домостроение тоже будет развиваться только здесь. 400–500 километров — это максимальное расстояние, которое такие домостроительные комбинаты обслуживают.
Сигналы для власти
— Историю, как вы сами тянули электричество к своему производству, нам рассказывали многие предприниматели в качестве примера того, как в Ростовской области выстроены отношения бизнеса и власти. Продвинулись ли отношения «Евродона» с местной администрацией после того, как ваше предприятие посетил Владимир Путин?
— Не думайте, что Путин нас посетил — и у нас сразу все проблемы решились. Мы после этого так и не можем сдвинуть проект с мёртвой точки. Да, Путин знает про проект, и с местной властью у нас сейчас складываются очень хорошие отношения. Например, на начальной стадии проекта было проведено серьёзное совещание с участием вице-губернатора Сергея Горбаня, где собрались все областные министры, по итогам которого лично губернатору должны были быть доложены все проблемы Вадима Ванеева, потому что в регионе реализуется проект мирового уровня, а ему не уделяется никакого внимания, он варится в собственном соку.
Могу сказать, что отношение властей к проектам меняется. Очередное доказательство — это недавний визит губернатора в Миллеровский район. Он хотел лично проинспектировать ход строительства и услышать от нас актуальную информацию по реализации проекта.
— К каким проблемам Вадима Ванеева власть должна повернуться лицом?
— Это проблемы не только мои, а всей структуры бизнеса. У всех, кто реализует новые проекты, большие проблемы с коммуникациями. Наша страна не обустроена. В Европе через каждые три-четыре километра посёлки и города, есть вся инфраструктура, в неё всё упирается. Я предлагал Хлопонину (вице-премьер, полпред президента в СКФО. — «Эксперт ЮГ»): давайте мы построим все коммуникации сами, мы быстрее и эффективнее это сделаем, чем монополии, а вы вместо нас оплатите эти траты в банк и погасите наш кредит. Может быть, это неправильно с точки зрения законодательства, но наши сметы будут ниже, чем у всех этих монополий.
— В других регионах, где вы планируете строить свои комплексы, власть идёт вам навстречу?
— Все руководители тех регионов, куда мы идём, готовы подписать со мной соглашения, что до забора все коммуникации будут подведены. Гордеев (Алексей Гордеев — губернатор Воронежской области, бывший министр сельского хозяйства РФ. — «Эксперт ЮГ») когда-то проекту не верил — теперь я набираю его по мобильному, он через две секунды мне отзванивается, от него будет серьёзная поддержка — вся инфраструктура. Только у нас в области было такое отношение: строишь — молодец, строй дальше. Извините, а что такое создать в депрессивном регионе 1800 рабочих мест? А когда запустим мощность 60 тысяч тонн, будет создано 2500 рабочих мест. Сейчас в группе компаний работает 4000 человек, а дальше только в производстве индейки будет занято 2500 человек, за два года появятся объекты общей площадью 550 тысяч квадратных метров. Это огромный проект, и это не гигантомания.
— То, что Путин называл ваш проект инновационным, даёт вам какие-то преимущества?
— Нет. Но если бы Путин всё увидел — у него график был сокращён почти на 80 процентов,— вот тогда бы всё было подписано гораздо быстрее. А так он увидел только один объект из трёх, но и то, что он увидел, его удивило.
— Как меняются ваши отношения с ВЭБом после визита Путина? Улучшаются ли условия кредитования по мере продвижения ваших проектов?
— У нас всегда были хорошие рабочие отношения с банком, но поверьте, у меня нет никаких с ними особенных отношений, особых условий, я кредитуюсь, как и все, хотя знаю, что другим компаниям ВЭБ выдаёт кредиты намного меньше.
— Какие условия работы с ВЭБом для вас были бы идеальными?
— Чтобы быстрее выдавали деньги. Сейчас очень длительная процедура рассмотрения. Так как проект ёмкий, деньги большие, особое внимание уделяется прохождению всех процедур. А что у меня проверять? Вот вам доказательство, мой проект — приезжайте и всё. Какие могут быть вопросы, когда ты видишь в чистом поле объекты на 10 и 20 гектаров, там стоит восемь птичников по 200 метров, а работают всего восемь человек, и ко всему проведены коммуникации за наш счёт, 120 километров электросетей. Но такие большие проекты проходят длительную процедуру утверждения.
— С Россельхозбанком, который будет финансировать проект по утке, проще работать, чем с ВЭБом?
— Мы только начинаем работать, но рассмотрен проект был очень оперативно — деньги на него дали примерно за пять месяцев. Такими темпами я докажу, как быстро мы можем реализовать проект по утке.