Одним из первых решений научного руководителя стало учреждение института экспертных советов — всего их создано 13, они охватывают основные естественнонаучные и гуманитарные направления ЮФУ. Само появление этого органа в структуре управления вузом говорит о новом, основополагающем явлении в концепции университета. Новообразованный в 2006 году ЮФУ был во многом заявлен как «предпринимательский вуз». Первый ректор Владислав Захаревич вдохновлялся опытом Массачусетского технологического института, представляющего собой мощную фабрику идей, готовых к производству. Сейчас можно сказать, что попытки реализовать эту идею в ЮФУ не принесли видимых результатов — возможно, как раз потому, что предпринимательская активность должна вырастать на мощной научной базе. Однако конкретно-утилитарная политика последних лет превратила главные фигуры фундаментальной университетской науки в серьёзных оппонентов руководства ЮФУ.
В своём программном заявлении новый ректор вуза Марина Боровская отчётливо смещает акценты в сторону утверждения ЮФУ в роли статусного исследовательского центра и источника формирования и внедрения образовательных стандартов вообще. Академик РАН, директор НИИ физической органической химии ЮФУ, заведующий кафедрой природных соединений химического факультета ЮФУ Владимир Исаакович Минкин, долгое время находившийся в оппозиции к генеральной линии, проводимой руководством университета, убеждён, что его главная роль — осуществление фундаментальных научных исследований.
Страна советов
— Почему понадобилось такое звено, как экспертные советы? Какие функции они призваны выполнять?
— По сути, основная задача этого органа заключена в его названии — проводить экспертизу. При вступлении в должность новый ректор Марина Боровская сформулировала основные положения обновлённой концепции развития ЮФУ, которые встретили одобрение Учёного совета. По существу, в них содержится отказ от декларированной ранее перспективы развития ЮФУ как инновационно-предпринимательского вуза. В части, относящейся к научно-исследовательской компоненте, основными задачами ставятся, во-первых, создание единого научно-образовательного пространства, во-вторых, формирование комплексной программы развития науки, в-третьих, вовлечение студентов в выполнение научных исследований, наконец, в-четвёртых, повышение статуса ЮФУ в научно-образовательной среде юга России. Все эти задачи концентрированы на существенном повышении значимости ведущихся в ЮФУ научных исследований, от уровня и объёма которых зависят и уровень предоставляемого университетом образования, и интерес к нему потенциальных работодателей.
Реализация этих задач потребует от руководства хорошей проработки и подготовки решений — они должны быть основаны на коллективной экспертной оценке. Это касается вычленения приоритетных направлений исследований, которые должны поддерживаться и ресурсно обеспечиваться в первую очередь. Тем самым предполагается создание действенных программ поддержки научной молодёжи, формулирования эффективной кадровой политики и прочее. Именно для этих целей формируются экспертные советы по 13 научным направлениям, включая все естественнонаучные, инженерные и гуманитарные направления, представленные в ЮФУ. Членами советов являются ведущие ученые и профессора ЮФУ. Привлекаются и ученые Южного научного центра РАН, а также профессора иностранных университетов. Основная задача научного руководителя — координация деятельности экспертных советов и представление их рекомендаций администрации.
— Концепция предпринимательского вуза, по вашему мнению, была обречена на неуспех?
— Уклон университета в сторону предпринимательства не получил одобрения ни в Минобрнауки, ни внутри вуза. Вообще говоря, федеральный университет создаётся не для того, чтобы заниматься предпринимательской деятельностью. Лично я всегда выступал против такой формулировки, и, по большому счёту, ничего из этого так и не вышло. Сегодня в отечественной промышленности только пять-шесть процентов занимают высокие технологии, вся остальная промышленность сырьевая. Какое может быть научное предпринимательство в такой среде? Задача классического университета, пусть даже соединённого с инженерным вузом, это не зарабатывание денег, а исследования.
— ЮФУ считается вузом, закрытым для внешних кадров: здесь нет широкой практики приглашённых профессоров, научных работников. Какова будет новая политика в этом отношении?
— Одна из задач экспертных советов как раз состоит в том, чтобы сделать предложения по конкретным кандидатурам, курсам, типам программ, которые целесообразно реализовать с использованием сторонних, в том числе и иностранных, профессоров. Определённые средства предусмотрены и для отправки наших магистрантов и аспирантов за рубеж. Недавно реанимированный Совет по науке при президенте РФ провёл заседание, возглавленное Владимиром Путиным, который поставил задачу по созданию института пост-доков (временная позиция в зарубежных вузах и научно-исследовательских учреждениях, которую занимают молодые ученые со степенью кандидата наук. — «Эксперт ЮГ»). Я был в десятках университетов за рубежом: пост-доки — это основная рабочая сила в исследовательских лабораториях на Западе. Естественно, её приток должен обеспечиваться приемлемой заработной платой или стипендией, нормальными жилищными условиями. Сейчас ЮФУ сдаёт и продолжает строить новые общежития, и если это будет поддержано достойными стипендиями, программа может оказаться очень эффективной. Я регулярно рассматриваю запросы о возможности получить в ЮФУ позицию пост-дока — не могу сказать, что из Европы, но из Индии, из азиатских стран: к нашим научным тематикам есть интерес. Но пост-доковская стипендия — это две-две с половиной тысячи долларов. Сегодня это три профессорских зарплаты.
Вуз в поиске производителя
— Одна из проблем ЮФУ — отсутствие собственных крупных производственных баз. Что можно сделать для того, чтобы увеличить число внедрений?
— Разумеется, необходимо прилагать усилия для поиска партнёров. Отчасти их отсутствие связано с тем, что ЮФУ — это ведь не технический вуз, хотя в его структуре и есть Таганрогский технологический институт. Правда, необходимо отметить, что у ТТИ есть очень серьёзные проекты с ТАНТК имени Бериева, с Атомкотломашем. Как раз одна из задач экспертных советов — формулировка так называемых проблемно-ориентированных исследований, которые будет проводить университет. Тех исследований, которые имеют перспективу поддержки со стороны реального сектора экономики. Особую группу в них составляют исследования, направленные на интересы Ростовской области. Недавно проходила выставка, которую посетил губернатор Василий Голубев, он интересовался рядом университетских проектов. Могу сказать о тех, которые представлял наш институт: один из них — переработка отходов растительного сырья. Ежегодно от переработки риса остаются десятки тысяч тонн рисовой шелухи, из которой можно извлекать силикагель (применяемый в промышленности высушенный гель поликремниевой кислоты. — «Эксперт ЮГ»). На Западе есть большие прогрессивные заводы, которые этим занимаются, и на недавнем форуме науки я знакомил вице-губернатора Игоря Гуськова с потенциальными партнёрами из Швейцарии. Они готовы построить в Ростовской области завод по производству силикагеля по лабораторной технологии, разработанной у нас в институте. Помимо этого, есть технология, позволяющая извлекать из луковой шелухи ценнейшие вещества — антиоксиданты, которые используются в производстве косметических и лекарственных препаратов.
— А за пределами региона может появиться интерес к разработкам института?
— Да, и он возрастает. Недавно у меня побывал коллега, который когда-то работал в НИИ физической и органической химии, а теперь приехал с запросом от имени одной швейцарской фирмы. Сегодня на Западе порядка 30 процентов сооружений делают из стекла. И они ищут такую технологию, которая позволяла бы изготавливать стёкла, меняющие цвет и тон. Таким окнам не нужны шторы: уровнем освещённости можно было бы управлять при помощи электрического пульта. Мы как раз можем это сделать.
— Вокруг ЮФУ в последние годы образовался пул малых предприятий. Будет ли в дальнейшем развиваться это направление?
— Конечно, их деятельность следует поддерживать, и они должны развиваться: просто не надо декларировать это как генеральную линию. Если фундаментальные исследования превращаются в разработки, на которые возникает спрос, — это хорошо. Это бывает не так уж часто, но ничего невозможного в этом нет. Считаю достижением нашего института то, что многолетние разработки биологически активных веществ получили встречный интерес со стороны одного из крупнейших российских предприятий, компании «Фармасофт»: она покупает у нас четыре патента.
— Государство тоже заинтересовано в увеличении объёма внедрений от науки. А как оно этот интерес демонстрирует?
— Сегодня общая стратегия развития науки в нашем государстве копирует стратегию, принятую в Соединённых Штатах. Она состоит в реализации концепции «тройной спирали», озвученной в книге известного специалиста по экономике и методологии развития науки Генри Ицковица «Тройная спираль. Университеты — предприятия — государство. Инновации в действии». В основе своей эта идея верная: университеты и Академия наук — это источник фундаментального знания. Результаты их исследований передаются предприятиям для создания и развития инновационного производства, и эти процессы поддерживаются и контролируются государством. Но у нас эта цепочка разрушена: в России на фундаментальную науку тратится менее 0,6 процента ВВП — это примерно в пять раз меньше, чем в развитых странах. Помимо того, ошибочность этой стратегии в том, что руководство убеждено, будто вектор развития науки определяется бизнесом. Это в корне неверно: наука самодостаточна, она самостоятельно производит идеи. Электричество, лампочки, телевизор — всё это незапланированные изобретения, они появились в научных лабораториях. Несколько лет назад я познакомился с известным профессором, химиком, который работал в компании Bell Corporation. Я удивился: чистый теоретик, изучающий довольно специфические вещи, газовую реакцию — и корпорация, деятельность которой связана с кабелями, телефонами и так далее. Но он пояснил, что если в лаборатории такой компании работает крупный учёный, то это обязательно скажется на развитии предприятия: к нему поступают и чисто практические запросы.
Борьба за молодых учёных
— Около двух лет назад Минобрнауки начало проект «Мегагранты», в рамках которого ряд вузов смогли привлечь крупных учёных, создающих теперь научно-исследовательские лаборатории. Будет ли этот инструмент способствовать усилению отдачи от научной деятельности?
— У меня к мегагрантам неоднозначное отношение. Мы подавали две заявки, и они получили очень хорошие оценки. Но во второй волне мегагрантов их было всего 39 на всю страну, причём по нашей специализации, химии, в итоге выбран один проект, и то не чисто химический, а биохимический. Безусловно, это положительная тенденция, когда государство вкладывает значительные средства в развитие исследований. Тем более что для создания лабораторий и руководства ими приглашаются действительно крупные российские и зарубежные учёные. Но в то же время мегагранты не должны быть единственным путём развития. Мне лично представляется несколько странным привлечение учёных со стороны при наличии того потенциала, который имеется в российской Академии наук, во многих российских университетах. У нас есть всё: мощные научные коллективы, научная база, есть реальное производство — необходимо только поддержать молодых учёных, которых мы продолжаем терять. Зачем создавать «Сколково», если есть Троицкий центр в Подмосковье, есть сибирское отделение Академии наук? Мне кажется, если бы эти средства — а по меркам западной науки они не такие уж и большие — пошли на поддержание существующих проектов российских молодых учёных, это было бы правильней.
— Однако ЮФУ явно не хватает крупных научных проектов: его имя в последние годы не связано ни с созданием крупных научных лабораторий, ни с мегагрантами. Может, имеет смысл побороться за них?
— В ближайшее время будет следующая волна мегагрантов, но резко поменялись условия участия в них. Например, теперь партнёр должен принести столько же денег, сколько даёт Минобрнауки, уменьшилась общая сумма вложений государства. Я считаю, правила не должны меняться по ходу игры. Потом, зачем создавались эти проекты? Изначально цель состояла в том, чтобы поддержать научные направления, привлечь молодёжь, привезти крупных учёных, которые, быть может, положили бы начало новой школе. А теперь от них требуют: заработайте деньги. Это неправильно. Недавно были опубликованы результаты одного из наиболее престижных рейтингов образовательных учреждений, рейтинг The Times. В первых двух сотнях наших университетов нет вообще. А Московский госуниверситет на 276 месте. Посмотрите, по каким параметрам формируется этот рейтинг: 60 процентов веса в нём — это наука, 30 процентов — обучение, а коммерциализация составляет всего 2,5 процента.
— А насколько покрывают потребности науки те средства, которые сейчас выделяет государство?
— Тот бюджет, который мы сегодня получаем, составляет примерно четверть того, что нам необходимо. Остальное мы зарабатываем на проектах, грантах, хоздоговорах. И вот получаемая от государства четверть позволяет нам планово заполнить штатное расписание ровно на четверть же. И я постоянно говорил об этом на встречах разного уровня, в том числе с президентом Путиным, премьер-министром Медведевым: мы не можем рассчитывать на долгосрочное сотрудничество с молодыми учёными, если не предложим им стабильного штатного расписания и заработка, пусть даже не самого высокого. Академик Виталий Гинзбург, нобелевский лауреат, говорил, что для того, чтобы развивалась наука, необходимы четыре условия: зарплата, жильё, оборудование, быстрота принятия решений. А наше Минобрнауки активно борется за внедрение программно-целевой системы, при этом не обеспечив научным институтам должного и стабильного штатного расписания.
— Есть ощущение, что российское образование пока не научилось осваивать большие бюджеты. Что, по вашему мнению, необходимо изменить, чтобы повысить эффективность?
— Необходимо принципиально иначе отнестись к роли науки. У нас — то ли по старинке, то ли от недостатка понимания — считается, что если в науку вкладываются средства, то она должна возвращать их какими-либо внедрениями. В развитых странах, где существует прочная связь между наукой и промышленностью, ситуация иная. Сама по себе наука должна предлагать новые идеи, проекты, не рождённые простой логикой. А внедрения осуществляются промышленниками, которые, конкурируя между собой, обращаются к науке. Я работал во многих университетах — американских, канадских, европейских. В них есть такие структуры, которые называются smart institutes («умные институты». — «Эксперт ЮГ»), в которых ко мне еженедельно, несмотря на то, что я был приглашённым профессором, приходили представители бизнеса с вопросом: «а что у вас нового?». Вот эти люди и должны появиться в научном процессе — менеджеры от промышленности, которые думают о результате, о поиске новых идей. У нас же всё поставлено с ног на голову — и нет людей, которым по-настоящему нужны новые технологии.
— С быстротой у нас тоже не очень хорошо: многие научные деятели жалуются на чрезмерную забюрократизированность взаимоотношений науки и государства. Вы сталкиваетесь с этой проблемой?
— Разумеется. Мы ежегодно заполняем сотни страниц специальных форм на финансирование, получение различных грантов. Я как-то в Соединённых Штатах писал заявку на проект, и она занимала две страницы. У нас же отдельные группы чиновников получают зарплаты за то, что разрабатывают и меняют формы. Ещё одна проблема — оборудование. Несмотря на то, что на оснащение научных лабораторий были затрачены приличные средства, по техническому оснащению мы остаёмся на низком уровне. Закон 94-ФЗ, по которому мы должны закупать все расходные средства, говорит, что в конце каждого года мы должны запланировать, какие реактивы будем закупать в декабре следующего. Это же абсурд! Один из мегагрантов по химии получил профессор Александр Кабанов, молодой и очень способный учёный, работающий в Йельском университете. Он говорит, что, несмотря на то, что министерство старается ему помогать, он не может вести свой проект, потому что ему нужны препараты быстрого действия, а после того, как он делает заявку, заполняет документы, провозит реактивы через таможню, проходит четыре-пять месяцев! Конечно, наша бюрократия — это плотная завеса, препятствующая развитию науки.
— Курс, взятый Минобром, ведёт к тому, что вузы — и наука — должны стать самоокупаемыми. А как вы считаете, должно ли государство устраняться от финансирования науки?
— В Соединённых Штатах государство вкладывает в науку столько же, сколько и бизнес. На Западе не приходится беспокоиться о том, чтобы существовала промышленность, которая будет стимулировать развитие науки в поисках инноваций. Американский президент Барак Обама в обстановке рецессии поднимал уровень инвестиций в фундаментальную науку; во Франции Николя Саркози на фоне падения курса евро утраивал средства, которые государство направляло на фундаментальные исследования. Необходимо понимать, что всё-таки главный источник возникновения идей — это фундаментальная наука, и государство должно быть заинтересовано в этом. Но я хочу сказать, что вообще-то люди идут в науку не из-за денег. У нас в институте работает десятка полтора-два молодых ребят, замечательных учёных, и те деньги, которые они могут здесь заработать, даже получая президентские гранты, в общем-то, очень небольшие. Они могли бы уйти в бизнес или уехать за границу, но у них есть тяга к науке. И вот такие в хорошем смысле слова психи всё равно будут заниматься исследованиями здесь, вне зависимости от того, платят им или не платят.