В повседневной жизни человек сталкивается с ртутью «лицом к лицу» в лучшем случае раз или два в жизни — когда дома разбивается градусник. Да и то нынешнее поколение скоро забудет об этой беде — с распространением доступной медицинской электроники. Тем не менее, как утверждают ученые, в каждом из нас содержится примерно 10–15 мг ртути, роль которых в жизнедеятельности организма пока не понятна. Но если каким-то образом употребить внутрь 150–300 мг (по сути, мелкую крупинку) ртути, смертельный исход неизбежен — как в случае с лошадью, которую убивает капля чистого никотина.

В последние годы вероятность соприкосновения обычного человека со ртутью увеличилась на порядок — с приходом в быт энергосберегающих ламп. В них содержится ртутный газ, на 80 процентов усваиваемый организмом при вдыхании (когда, не дай бог, лампочка разобьется). Опасность в прямом смысле слова висит над каждым из нас круглые сутки — дома и на работе. А поскольку лампочки с потолка сами по себе падают еще реже, чем разбиваются градусники, то основной вектор опасности переносится на свалки и полигоны. Туда, где заканчивается жизнь большинства бытовых энергосберегающих ламп.

В офисе компании «Сибртуть» (практически монополиста на новосибирском рынке переработки ртутьсодержащих отходов) активнее всего телефон звонит вечером, когда в квартирах горожан массово бьются градусники. «МЧС этим практически не занимается, и почему-то везде дают наш телефон. Вот нам и пришлось специально обучать ночного сторожа, чтобы он квалифицированно помогал людям, когда у них разлилась ртуть», — говорит директор «Сибртути» Вячеслав Косенко. В цехе размером со стандартную квартиру на окраине Новосибирска несколько человек (всего штат компании — 15 сотрудников) перерабатывают по 700 тыс. ламп в год (таких, которые работают в офисах и на производствах). Крупнейшие поставщики — метрополитен, аэропорт Толмачево, свинокомплексы. Самые сложные для переработки лампы присылают многочисленные солярии. За каждую лампу предприятие получает 13 рублей.

Лампы от населения стоят дороже — по 16 рублей за штуку. Но это направление субсидирует региональный бюджет.

Кроме прочего, компания этой осенью прославилась тем, что спасла от ртутного загрязнения бассейн Катуни, очистив от опасных отходов территорию Акташского завода по переработке токсичных отходов (Республика Алтай, Улаганский район). К 2012 году фактически под открытым небом там скопилось 300 тонн ртутьсодержащих отходов (привезенных со всей Сибири), которые грозили заразить катунские притоки. Проблему, которую местные власти не могли решить несколько лет, «Сибртуть» по госконтракту (стоимостью чуть более 3 млн рублей) с региональным управлением Федеральной службы судебных приставов решила за месяц.

О своей работе Вячеслав Косенко рассказал «Эксперту-Сибирь».

Лужковская инициатива

— Как возник рынок утилизации ртутьсодержащих отходов?

— В начале 1990-х государство начало ужесточать свою политику в области обращения с опасными отходами. Это было обоснованно — тогда начался бум промышленных ламп, в которых использовались пары ртути. Первое постановление по этому поводу вышло в Москве за подписью тогдашнего мэра Юрия Лужкова. Здесь, в Новосибирске, тоже стали искать какую-то площадку по сбору и демеркуризации ртутных отходов. Нашли площадку НЗХК (Новосибирский завод химконцентратов, ныне входит в структуру топливной «дочки» «Росатома» — корпорации ТВЭЛ. — Ред.), ведь предприятие имело опыт работы с такими отходами. Сначала это был цех на заводе, потом производственный кооператив, а в начале 2000-го образовалась самостоятельная компания «Сибртуть». К этому времени был принят закон «Об отходах производства и потребления», по которому предприятия обязывали сдавать отходы в сертифицированные центры.

— То есть ваша компания — дитя этого закона?

— Так у нас много таких компаний. Вот недавно вышел закон об электронных торгах, и теперь мы вынуждены у специальных компаний покупать флешки с ключом по семь тысяч рублей при себестоимости в 70 рублей. Не было бы этого закона — никто такие флешки не стал бы покупать.

— Насколько я понимаю, конкурентов у вас нет?

— Мы стараемся. Вот у меня последнее образование по менеджменту. Откройте любой учебник, и там написано: лидером в своем сегменте рынка можно быть по себестоимости, по ассортименту или по инновациям. То есть либо ты занимаешься только котлетами и ставишь оборудование, на котором котлеты получаются самыми вкусными. Либо ты делаешь все — от котлет до диванов, как IКЕА.

— А вы лидеры в чем?

— А мы по всем трем. Мы держим цену на утилизацию 13 рублей уже несколько лет. Это минимум. Если кто-то предлагает меньше (а есть прецеденты, когда лампы забирают и по девять рублей за штуку), значит, они просто их выкидывают на свалку. Мы утилизируем весь спектр ртутьсодержащих отходов. Например, в лампе три составляющих: цоколь, стекло и люминофор — порошок, которым изнутри покрыто стекло. Эти компоненты мы перерабатываем здесь, а все, что содержит ртуть, мы упаковываем и вывозим на Кубань, где находится единственное в стране предприятие по переработке отходов в товарную ртуть. Она потом идет обратно на производство. Ртуть востребована, цена повышается. Раньше они на сайте повышали, повышали цену, а теперь просто пишут — цена договорная. Цоколи идут на переплавку — они алюминиевые. Но не все их берут — там много примесей.

— Что-то в итоге отправляется на свалку?

— Только очищенное стекло. Мы пока просто не знаем, куда его девать. Когда решим этот вопрос — я сяду в офис где-нибудь в Таиланде или Малайзии и буду работать там.

— В чем опасность захоронения самих ламп в землю?

— Процессы там простые. Колба разрушается, к ртути получает доступ влага. И она преобразуется в растворимый вид, и дальше, так или иначе, попадает в водоем. Рыба, водоросли, моллюски — они все являются потребителями ртути. Могу сказать, что больше всего ртути содержится в мясе хищных морских рыб: форель, кета, горбуша. Они по природе такие.

— На ваших воротах висит вывеска, сообщающая, что «Сибртуть» — центр по переработке ртутьсодержащих отходов в Сибири. То есть вам эти лампы везут отовсюду?

— К нам со всей Сибири везут только те отходы, которые на месте они переработать не могут — в основном промышленные аппараты, содержащие ртуть. Но в каждом крупном городе есть те, кто перерабатывает ртутные лампочки.

— Вы планируете покупать такую же установку, как в Кубани?

— Нет. У них-то установка загружена на 30–40 процентов — и это со всей России.

Отходы и сырье

— Над предприятиями висит Дамоклов меч федерального законодательства. А населению за выбрасывание ламп что-то грозит?

— Нет, частное лицо ничем никому не обязано. Вас как гражданина могут оштрафовать только за нарушение санитарно-эпидемиологических норм. Например, если вы будете мусор в форточку выбрасывать. А юридические лица — да, должны платить в случае чего штраф минимум 100 тысяч рублей. И например, в Москве или Краснодаре никто с предпринимателями не разговаривает особо. Прокуратура может зайти в любую автомойку или аптеку и попросить договоры на вывоз отходов. Поэтому, кстати, Краснодар уже давно обошел Новосибирск по собираемости ртутьсодержащих отходов, хотя население у них меньше.

— То есть в идеале у вас должны быть договоры с каждым юридическим лицом?

— В идеале да. Но сегодня у нас около трех тысяч договоров. Крупнейшие клиенты — новосибирский метрополитен, аэропорт Толмачево, птицефабрики, свонокомплексы и заводы. С каждого из них в год поступает 10–15 тысяч ламп. В целом же, по нашим подсчетам, в Новосибирске образуется около полутора миллионов ламп ежегодно. А перерабатывается только 700 тысяч. Остальное идет на свалки.

— Относительно населения соотношение схожее?

— В 2010 году у населения была собрана тысяча ламп, в 2011 году — 11 тысяч, в этом году планируем собрать 40 тысяч. Но в год образуется примерно 150 тысяч отработанных ламп, остальное опять-таки выбрасывается. То есть мы перерабатываем около трети всех использованных ламп. Это нам, кстати, субсидирует областной бюджет. По 16 рублей за лампочку — потому что нужно было создать и поддерживать логистику сбора. На лампочки выделено в этом году 500 тысяч рублей, а всего по целевой программе по опасным отходам (это шины, биологические отходы, техника, лампы) — около трех-четырех миллионов. Основную ставку сделали на переработку биологических отходов, которой занимается завод в Ярково (село под Новосибирском. — Ред.), но население не поддержало эту идею. Сейчас они на том заводе зарабатывают в основном на утилизации бездомных собак и кошек.

— Можно ли добиться повышения сознательности населения?

— Мы больше половины ламп у населения не соберем в любом случае — я это и нашему правительству говорил. Потому что даже самые организованные и законопослушные немцы, датчане и бельгийцы собирают 75 процентов отработанных ламп. Население всегда делится на четыре группы. Четверть людей понесет лампочку в пункт приема при любых обстоятельствах. Еще четверть — если им расскажут и попросят об этом. Еще четверть понесут по принуждению, если их будут наказывать штрафами. А остальные не понесут ни при каких обстоятельствах.

— Видимо, такое же распределение распространяется и на предприятия?

— Именно так.

— «Сибртуть» — один из партнеров проекта «Экомобиль», который должен ездить по городу и собирать лампы у людей. Насколько мне известно, вы к этому начинанию относитесь скептически?

— Ну вот вчера они мне как раз звонили, сообщили, что собрали 150 лампочек. Хотя я понимаю, что это ЖЭК какой-то сдал, потому что не может у человека столько лампочек сразу образоваться. Не то чтобы я отношусь к ним скептически. Просто нужно изначально понимать, по какой системе мы двигаемся. Есть система, которая уже работает у нас: люди несут отработанные лампы туда, где покупают новые — то есть в магазины электроники. В Санкт-Петербурге другая система: там люди приносят лампочки в экомобиль, но люди знают, куда идти, как раньше знали, куда приедет молоковоз. Есть еще и московская система: там все обязаны делать ЖЭКи.

Чтобы организовать какую-то систему, в любом случае нужны деньги на информационную составляющую. Если по нашей схеме — то на рекламу, если по московской — то на усиление административного ресурса. Но надо что-то делать. Вот у нас у департамента природных ресурсов нет реальных властных полномочий, и бюджета нет. Там 15 человек занимаются описательной работой, сидят и пишут, улучшилась или ухудшилась экология. Пока это только справочно-информационный отдел.

— Если с переработкой биологических отходов ситуация еще хуже, чем с лампочками, то как ситуация с покрышками?

— С покрышками получше. Любой материальный объект может быть или отходом, или сырьем. Покрышки стали сырьем — поэтому с ними проще, за них населению уже платят. А лампочки пока еще отходы.

Крыша упала

— Вашими силами была решена проблема с Акташским рудником, который грозил заразить окрестные водостоки ртутными отходами. В чем там была проблема?

— Проблема в том, что в 2010 году на ликвидации свалки ртутьсодержащих отходов в Акташе были выделены бюджетные деньги, но они куда-то делись. В итоге обязанность убрать отходы по суду была возложена на собственников, которые в конечном счете и платили за это. Хотя собственник тоже повел себя не очень красиво. Они принимали отходы, брали за это деньги, но ничего не перерабатывали.

— По сообщениям правительства Республики Алтай, там была чуть ли не свалка ртути на берегу реки…

— Ничего подобного. Там, чтобы добраться до хранилища отходов, нужно в горы подниматься сорок минут по опасной дороге. Предприятие расположили там из-за месторождений природной ртути. То есть там и так ртуть просачивается в воду и оседает, кстати, в итоге где-то в Новосибирском водохранилище. Так вот, с 2000-го года предприятие там то работало, то закрывалось. То есть больше десяти лет там принимали отходы и просто их закапывали. В итоге сейчас там тысяча тонн закопано под землю. А 300 тонн над землей мы и перевезли. Это стоило три миллиона рублей, из которых полтора миллиона достались Кубани, миллион перевозчику и 500 тысяч нам.

— То есть задача состояла в том, чтобы все собрать и увезти?

— Там стоял ангар размером с футбольное поле. Людям-то вокруг заняться нечем, вот они его и начали резать на металлолом — в итоге даже крыша упала. Какой-то депутат проезжал мимо, увидел, что режут этот ангар, и поднял волну. А там отходы стояли с 2007 года, мы же их туда и привезли.

— То есть вы собирали свои же отходы обратно?

— Да. Но бочки там сгнили и развалились. Их нужно было собрать, герметично упаковать и вывезти.

— Для того чтобы перевезти ртутьсодержащие отходы через всю страну, нужны какие-то особые разрешения?

— Я так скажу: чем меньше шума, тем проще. Как-то к нам из Красноярска везли отходы со всеми разрешениями и мигалками — так их на каждом посту останавливали. Нарушений-то в любом случае нет никаких. Тем более что сейчас на сбор и транспортировку этих отходов не нужна даже лицензия — недавно отменили.

12 лет покоя

— Есть какие-то стратегические проблемы, которые мешают вам развиваться?

— Есть чисто технологические проблемы с переработкой стекла, я уже говорил. Что касается законодательства — тут, как везде, проблема с халатностью исполнителей. Кадров нам вроде тоже хватает, людям за вредность доплачиваем, и отпуск у них по 40 дней.

— Рост сбора ламп у населения, вообще распространение энергосберегающих технологий, будет вынуждать вас к расширению производства?

 — У нас мощностей достаточно. Мы можем перерабатывать 1,2 миллиона лампочек, а реально перерабатываем семьсот тысяч. Вот купили новую установку по совместному гранту с Институтом неорганической химии СО РАН — я там пишу диссертацию. Ее мощность такова, что она за один-два месяца в стандартном режиме способна переработать все отслужившие свой срок ртутьсодержащие лампочки, скопившиеся на территории Сибирского федерального округа. Но в серию она не пойдет, потому что нужно несколько экспертиз, а это миллионы рублей.

— Понятно, что в перспективе энергосберегающие лампочки будут заменены чем-то еще, и потребность в ваших услугах пропадет. Вы как-то к этому готовитесь?

— Я всегда сравниваю нашу работу с рынком хлеба. И там и там стагнация, равновесие с тенденцией к падению. Если не будет никаких пертурбаций — а их не будет в ближайшие 12 лет, я вас уверяю — все останется так, как есть. Конечно, если появится какая-то технология на порядок лучше светодиодной, то люминесцентные лампы, конечно, загнутся. Но это долгосрочная перспектива, а в краткосрочной — у нас все будет работать. В конце концов мы найдем чем заняться. Земля здесь наша — построим на этом месте гостиницу, причем обязательно 25 этажей — это сейчас модно.