Встречи Виктора Толоконского с редакцией «Эксперта-Сибирь» стали уже традицией. Последний раз мы проводили обстоятельную беседу весной прошлого года, когда только поднималась волна обсуждения вновь созданного министерства по развитию Дальнего Востока (Минвостокразвития). С тех пор стали понятны функции нового ведомства, и о роли Сибири в «рывке на Восток» можно говорить более предметно. Как и о качестве управления — любимой теме Толоконского, о которой он методично говорит все время — вдобавок к протокольным заявлениям о ЖКХ, социальной сфере, политике и так далее.
«Меня удивляет, когда от нас просят план действий»
— Виктор Александрович, в самом начале своей работы вы сказали, что новое назначение для вас важно как возможность реализации своих планов на новом уровне. Прошло больше двух лет. Получается?
— Я, конечно, не бываю в состоянии полного удовлетворения, мне всегда хочется большего и от себя, и от коллег. Но я не скажу, что мое первоначальное видение работы в качестве полпреда в чем-то сущностном не оправдалось. Нет, я с большим интересом познавал новые регионы. Я коренной сибиряк, в Новосибирске прожил всю жизнь, но не очень хорошо знал некоторые соседние регионы. А там иногда совсем иная жизнь. Вот, например, я всегда думал, что Новосибирская область — это огромный регион, где мне нужно ехать в район 500 километров, и иногда нужен вертолет. Но в Красноярском крае и вертолета уже мало — нужен самолет.
Кроме того, в регионах разный управленческий опыт. С первых дней работы мы старались найти лучшие практики управления и максимально их тиражировать. Для этого создавалось множество новых экспертных советов, поскольку мы понимаем, что найти серьезные импульсы качественного обновления внутри самой власти крайне сложно. И не потому, что во власти работают неквалифицированные люди. Просто так устроена система, что, будучи максимально погруженным в текущее регулирование, сложно находить импульс для качественного развития. Он приходит в бюрократию извне. Я всегда подчеркиваю нашу роль как своеобразного мостика между центром и регионами. Ведь, помимо прочего, я заинтересован в качественном исполнении законов и президентских поручений.
— В связи с этим нет проблемы, что на федеральном уровне формируется некая стратегия, но потом она спускается на уровень ниже и «замыливается»?
— Такая проблема существует. Объективно потому, что в нашей системе межбюджетных отношений основной ресурс капвложений — на федеральном уровне. Поэтому федеральные проекты реализуются быстро, а региональные иногда пробуксовывают. У нас регионов, которые могут достаточно свободно сформировать ресурс капвложений, не так много.
— Около десятка по всей стране…
— Ну, это регионы-доноры. На самом деле регионов с собственным потенциалом развития как минимум треть. Но есть и субъективные причины затухания активности. У нас очень сильны традиции унитаризма. Если высшее руководство страны принимает решение, то руководители на местах ждут, когда под эту политическую задачу поступят все виды управленческих решений. Вплоть до того, что просят конкретную методологию их исполнения. В силу этих традиций пока нет понимания, что масштабное развитие — это всегда децентрализация. Жесткая централизация — антикризисное решение, необходимое для преодоления структурных сбоев. Если мы говорим о развитии, нужна децентрализация государственных функций, максимальное подключение общества, предельная открытость институтов власти.
«Экология важнее»
— Можете ли вы отметить в регионах примеры такой децентрализации хотя бы на уровне мышления?
— При всех сложностях инвестиционный процесс идет. Поскольку если регион равнодушно относится к инвестиционной политике и ждет, что ресурсы придут из федерального центра, он никогда не будет развиваться. Всегда проще доказывать Минфину несовершенство межбюджетных отношений, чем создавать что-то новое. В любом регионе Сибирского федерального округа мы найдем такие проекты, как особые зоны, парковые площадки. Это объекты, которые базируются на приоритетных задачах общефедерального уровня, но предполагают масштабную работу региональной власти. В Омской области — кластерный подход, в Томске — особая экономическая зона, в Новосибирске — технопарк и ПЛП. В Красноярском крае — проект федерального университета, разработка Ванкорского месторождения, проект развития Нижнего Приангарья…
— Но и проект ферросплавного завода…
— Такие ситуации не должны особо смущать. Понятно, что у бизнеса есть стремление на максимально выгодных условиях разместить производственные мощности. Но задача государственных органов — не допустить экологических проблем. Мы долго в советскую эпоху жертвовали стратегическими последствиями для достижения тактического результата сегодня. Я убежден, что на современном этапе развития науки, технологии и общественных потребностей экологичность должна быть базовым принципом. Если что-то не отвечает задачам развития социума в отдаленной перспективе, нужно такими проектами жертвовать. Экология важнее.
«Без обновления экономики не будет ничего»
— Продолжая тему инвестиционных проектов, хочется затронуть проблему их влияния на регионы. Недавно наши коллеги из Института экономики СО РАН сделали вывод о том, что от Ванкора Красноярский край получил минимальный эффект. Большинство налогов в федеральном центре, большинство рабочих — приезжие из других регионов. Это тоже проблема некачественного регионального управления?
— Не думаю, что пример с Ванкором — самый убедительный. Как раз Ванкор дал краю достаточно серьезную налоговую отдачу, а также способствовал развитию инфраструктуры. Появились новые дороги, ЛЭП, корпус Института нефти и газа в федеральном университете. Тут как раз эффект очевиден. Просто когда добываются нефть и газ, то не очень справедливо, чтобы все эффекты получал один регион.
Проблема в том, что весь налог на добавленную стоимость закрепили за федеральным уровнем. Но эффект от инвестиционного процесса как раз из НДС и можно получить! Руководители Минфина в течение десятка лет с упорством, достойным лучшего применения, говорят, что у региона есть налог на прибыль. Понятно, что есть. Но новое производство сразу не выходит на рентабельность. Поэтому аргумент сомнительный. Второй довод — создание новых рабочих мест и, как следствие, выплаты НДФЛ. Но современная экономика — это малолюдные или вообще безлюдные производства. Поэтому я всегда был сторонником того, чтобы НДС получали и федерация, и регион, как это было в 90-е годы. Кроме того, чтобы регионы получали большую отдачу от таких проектов, мы ставим задачу создания здесь, в Сибири, глубокой переработки любого сырья: зерна, угля, леса, нефти и газа. Тогда мы будем меньше зависеть от внешних факторов.
— В связи с этим нельзя не упомянуть планы Минвостокразвития. «Эксперт» опрашивал местных предпринимателей, и все они уверены, что «рывок на восток» позитивно отразится лишь на крупном московском бизнесе, а дальневосточные компании не получат ничего…
— Не соглашусь с этим. Любое развитие экономики дает эффект. Понятно, что строят инфраструктурные объекты и добывают нефть крупные компании. Но это не значит, что они в чем-то подавляют другие формы предпринимательской деятельности. Где работает крупный бизнес, там и сопутствующие производства, и вообще малые компании будут расти.
— Вы уже согласовали свою работу с планами нового ведомства?
— Сейчас мы взаимодействуем в различных направлениях. Прежде всего становимся участниками госпрограммы наряду с Дальневосточным округом, поскольку Забайкалье, Бурятия и Иркутская область включены в планы министерства. На днях я подпишу решение — один из моих помощников, Валерий Попов, он работает в московском офисе, будет специально закреплен за этим взаимодействием. Он хорошо знает эти регионы (Попов до 2010 года был главным федеральным инспектором в Забайкальском крае. — Ред.) и будет связующим звеном между нами. Кроме этого, мне важно увидеть на практике действие новых «особых режимов» на Дальнем Востоке — для того чтобы перенести эти режимы на некоторые территории Сибири. Дальний Восток будет зоной действия этих программ полностью, а в Сибири мы можем найти отдельные точки развития.
— Уже известно, кто может стать островками «налогового рая»?
— Это нынешние особые экономические зоны и парковые площадки. Также многообещающим кажется заявление главы государства на президиуме Госсовета — он предложил в каких-то случаях компенсировать регионам недополученные доходы, которые образуются из-за введения региональных или местных льгот. Это очень интересная возможность. Ведь сейчас я, скажем, не могу рекомендовать Алтайскому краю масштабнее вводить льготы по налогам на прибыль или на землю, у них и так налоговый потенциал очень маленький.
— Каковы, на ваш взгляд, должны быть стандарты работы власти с бизнесом?
— Сейчас Агентство стратегических инициатив разработало такие стандарты. Но мы пользовались этим еще лет семь-восемь назад, причем в гораздо более жестких рамках. Когда я работал губернатором, то по некоторым проектам давал срок подбора площадки и согласования всех технических условий — неделю. Сейчас обычно речь идет о годе. Я помню, что долго не позволял размещать в Новосибирске пивоваренный завод, тем более что у нас было свое базовое производство (речь идет о заводах «Красный восток» и «Винап» соответственно. — Ред.). Хотя пиво для региона выгодно, потому что большая часть налогов остается по месту производства. Меня стал буквально преследовать руководитель этой компании, говорил, что все будет вывозить за пределы области. А в октябре сказал, что построит завод за пять месяцев. А там огромное производство с объемом инвестиций порядка трех миллиардов рублей. Я ему не поверил, и мы поспорили. Он лишь одно условие выдвинул — что ему за две недели должны подобрать и оформить площадку. Мы это условие выполнили за 10 дней, и в мае они сдали завод.