Впрочем, директор нацпарка «Приэльбрусье» Залимхан Джаппуев уверен, что 25 тыс. туристов – это настолько отдаленный ориентир, что пока говорить о каких-либо критических экологических рисках не приходится. Напротив, намеченное строительство новых трасс и подъемников позволит устранить сложившуюся в последние годы диспропорцию между растущим объемом гостиничных предложений и не поспевающей за ней горнолыжной инфраструктурой. По мнению Джаппуева, качественный скачок в развитии Приэльбрусья сегодня возможен только при участии «Курортов Северного Кавказа». Хотя вхождение КСК в Кабардино-Балкарию было непростым – планы строительства нового горнолыжного курорта в селении Безенги вызвали протесты местных жителей, опасавшихся, что они будут лишены земель для своего традиционного занятия – скотоводства. Однако официальные лица республики уверяют, что такая реакция была вызвана в первую очередь отсутствием опыта работы с туристами, в то время как в Приэльбрусье, где туризм – одна из важнейших статей дохода населения, недовольных быть не должно. Как утверждает Залимхан Джаппуев, после недавней смены руководства КСК (в феврале свои посты покинули председатель совета директоров Ахмед Билалов и гендиректор Алексей Невский) взаимодействие с этой компанией стало более предметным и эффективным.
– Насколько сегодняшние планы по расширению курорта в Приэльбрусье вписываются в концепцию национального парка?
– В принципе национальный парк относится к расширению курорта положительно. Мы считаем, что это вполне совместимо с теми обязанностями, которые мы выполняем, и одно другому мешать не будет. Первоначально, конечно, назывались совершенно нереальные площади под изъятие у нацпарка – 42 тыс. гектаров, это почти половина наших участков общей площадью 101 тыс. гектаров. Мы писали руководству в Минприроды, что это невозможно, и нашли поддержку. В итоге остановились на изъятии 5 тыс. гектаров, нас это устраивает. Зона интересов КСК – это участки под горнолыжные трассы и поселки, где будут расположены туристические объекты. К этим участкам планируется еще добавить урочище Джилы Су на северном склоне Эльбруса, это около 2 тыс. гектаров, на которых также будет создаваться курортная зона. Сегодня существует одна проблема с выделением участков – некоторые из них попадают в заповедную зону. Но мы считаем, что прежнее зонирование на территории нацпарка – устаревшее, его надо менять, поскольку за последние годы курорт и так существенно расширился. Поэтому сейчас занимаемся изменением функционального зонирования нацпарка. Мы заказали работу компании «Гипрозем», сделали предоплату, правительство Кабардино-Балкарии нашло спонсора, который оплатил половину стоимости. Планируем к маю работы закончить.
– Как отразилась на вашем взаимодействии с КСК недавняя смена руководства этой компании?
– Надо было давно в КСК порядок наводить, потому что если там не будет порядка, то и здесь его не будет. На самом деле за последние месяцы сделано гораздо больше, чем за предыдущие два года. Первоначально, когда представители КСК приезжали сюда, они хотели сразу брать тысячи гектаров и межевать территории. Это понятно: чем больше объемы – тем больше денег из бюджета. Но сейчас взаимодействие с КСК вошло в более конструктивное русло, в последние недели мы почувствовали, что работа стала более содержательной, мы существенно продвинулись в конкретных вопросах типа схемы терпланирования. На сегодняшний день осталось совсем немного согласований.
– В связи с появлением КСК в Приэльбрусье уже были высказаны предположения, что это может привести к вытеснению с рынка местного небольшого бизнеса, если на территории особой экономической зоны, например, появятся крупные сетевые отели. Насколько обоснованна эта точка зрения?
– Нет, я думаю, этого не будет. Все, что планирует КСК, – это расширение сети канатных дорог и горнолыжных трасс. Мы всегда говорили, что курорт не должен быть сосредоточен только в одном месте, это создает большие проблемы – хотя бы просто некуда поставить машину, большие очереди на подъемники. Курорт в любом случае надо было расширять вниз, а тем более у нас такие прекрасные места. Например, в районе Юсеньги трассы получатся замечательные – специалисты, которые сюда приезжали еще в советские времена, всегда говорили: там ваши основные трассы. А когда курорт пойдет сверху вниз, это разгрузит инфраструктуру, отдых будет более комфортным. Разве плохо, что люди не будут стоять в очереди, что будут трассы разных категорий? А остальное сделает местный бизнес, и у меня нет опасений, что его где-то ущемят и отбросят назад. Конечно, если сюда придут крупные отельные сети, мы будем отдыхать, но этого не будет – просто нет подходящих мест для строительства таких гостиниц. И откуда люди возьмутся? У нашей территории – ограниченная пропускная способность, наши горы не расширяются. Значительное количество земель уже застроено – процентов на 70, по моей оценке, гостиничная инфраструктура уже создана. Чтобы строить новые большие гостиницы, свободных мест практически нет – наоборот, надо приводить в порядок то, что уже строится или недостроено. Зайдите в лес – посмотрите, сколько таких объектов. Мы начали выдавать разрешения на строительство на территории нацпарка с 2004 года, на сегодняшний день у нас 108 договоров аренды, из них построились половина, остальные просто держат землю, и, скорее всего, эти договора будут аннулированы. Они уже должны быть аннулированы, но у нас банально нет денег, чтобы заплатить пошлину. Но через Росимущество мы этот вопрос решим, так оставлять эту ситуацию нельзя.
– А как же планы КСК по увеличению числа туристов до 25 тыс. единовременно?
– Планы КСК и то, что реально может быть в ближайшие годы, – это разные вещи. Планируемые 25 тыс. единовременных посетителей – пока это невозможно, и мы даже это сейчас не рассматриваем. Реальная цифра в настоящий момент – 5 тыс. человек, и то – в пиковые даты, на Новый год и в конце марта. Даже те гостиницы, которые мы имеем сегодня, никогда полностью не заполняются, кроме Нового года, когда здесь начинается настоящее столпотворение. К тому же после нескольких месяцев контртеррористической операции (КТО) в 2011 году у людей появилась неуверенность в завтрашнем дне, а тем более у инвесторов, которых раньше здесь было очень много. Многие из тех, кто сюда приезжал отдыхать, хотели здесь покупать участки и строиться, был интерес к этому. К сожалению, после КТО курорт в упадке. Несколько дней на Новый год людей было много – и все. Это результат КТО. Поэтому реальный ориентир сейчас – 12-15 тыс. человек одновременно, мы не против, но и этого пока нет. Когда будет больше туристов, когда будет развитие, тогда, может быть, придется регулировать посещаемость курорта. Но я по опыту знаю, что это очень отдаленная перспектива. Повторяю, ущелье у нас узкое, разместить здесь 25 тыс. человек возможности не будет, даже если мы этого сильно захотим. Цель такую поставить можно, но объективно это нереально.
– Соответственно, и критического роста экологических рисков вы не ожидаете?
– Риски будут в любом случае. Чем больше расширяется курорт, тем больше людей, а это значит, что животные будут уходить все дальше, туристы будут рвать рододендроны и так далее – мы все это понимаем. Но на сегодняшний день мы на это идем и считаем, что при качественной работе всех вовлеченных в процесс структур ситуация не выйдет из-под контроля. Время показывает, что между той ситуацией, которая была десять лет назад, и сегодняшней разница большая. Сейчас, например, уже нет необходимости здесь пилить лес для отопления, потому что везде проведен газ. Главное, что режим нацпарка сохраняется и на территории особой экономической зоны и мы будем контролировать строительство. А это значит, что при проектировании обязательно учитывается размер ущерба и закладывается в смету, делается обязательная экологическая экспертиза, в прошлом году наш научный отдел рассчитал максимальную нагрузку на нацпарк и планируемые рекреационные объекты. В любом случае такой стройки, как в Сочи, тут точно не будет. И, в отличие от Сочи, у тех арендаторов и собственников, чьи земли включены в состав ОЭЗ, эти земли не будут изымать с предоставлением замены – по крайней мере, в этом уверяют КСК.
– Какие текущие экологические проблемы в Приэльбрусье сегодня наиболее серьезны?
– Есть одно узкое место, о котором я не раз говорил, – это сама гора Эльбрус. Сегодня только ленивый туда не хочет подняться – любой, кто сюда приезжает просто туристом, на следующий день уже хочет на Эльбрус. Только в прошлом году поднялось около 5 тыс. Эльбрус – это действительно такая гора, которая подходит для массовых восхождений, и у альпинистов считается обязательным ее покорить. Но все это приводит к большому загрязнению горы – мусор накопился за много лет, на Эльбрусе сейчас горы мусора, которые надо убирать. Если начать сегодня убирать Эльбрус в ежедневном режиме, то на это уйдет год. К тому же Эльбрус – это не место для массовых посещений, это прежде всего заповедная зона, которую никто не может посещать без пропуска с разрешения директора нацпарка. Поэтому нас очень беспокоят и массовые восхождения, и различные мероприятия, которые проходят на горе.
– Какой выход вы видите из этой ситуации?
– Прежде всего мы хотим лимитировать посещение Эльбруса – так делается во многих странах, где есть такие горы. Например, один из наших альпинистов уже давно собирается покорить гору Маккинли в Северной Америке – и ждет разрешения два года. За это еще и взимается плата – в сравнении с той тысячей рублей, которые мы хотим взимать за подъем на Эльбрус, несоизмеримые деньги. Причем второй раз вас туда не пустят, чтобы вы не приехали в коммерческих целях. Наши альпинисты это понимают, они даже согласны платить за восхождение на Эльбрус, но возмущаются: почему мы, а не туристы? На это у меня есть ответ – за туристами убирают хозяева гостиниц или кафе. А выше 3500 метров никого нет, и там никто не убирает, и все это остается на леднике, который питает целый регион. Вам, конечно, могут сказать, что альпинист неделю не ходит в туалет, но это ерунда.
– Как вы планируете организовать платный вход на Эльбрус?
– Не так, как раньше мы это делали. В 2010 году, при предыдущем директоре, уже был такой опыт, издали приказ, начали взимать деньги, поставили контролеров. Но это вызвало шквал возмущения, потому что на самом деле не было никакого порядка. Поэтому сейчас мы предлагаем совсем другой вариант. У нас сегодня порядка 60 фирм, которые предоставляют эту услугу, они должны нам сообщать, сколько людей они планируют отправить. Составляется договор, подается заявка, затем перечисление предоплаты – пожалуйста, поднимайтесь. Кроме того, поставим на склонах домики с кассирами и кассовыми аппаратами для тех, кто приезжает самостоятельно.
– Куда пойдут деньги?
– Мы предлагаем каждый год отчитываться об их расходовании в формате круглого стола. В основном, конечно, собираемся расходовать эти средства на обустройство маршрута и вывоз мусора. При этом будут задействованы и ратраки, и канатная дорога, и прочая техника – это недешево. Хотим также установить биотуалеты из натуральных материалов – деревянные, наполовину подложенные камнями со столитровым сменным баком. Это тоже очень трудоемкая работа, но других туалетов там устанавливать нельзя – уже был негативный опыт.
– Вы не опасаетесь, что ваша инициатива вызовет протестные акции?
– Уже вызывает. На меня уже поступили две жалобы в Минприроды от Федерации альпинизма. Но есть федеральный закон, позволяющий взимать плату за экологические услуги, и у нас в уставе четко прописано, что такой услугой является посещение маршрутов. Мы можем и вообще закрыть доступ на гору – это в наших полномочиях, причем закон требует, чтобы мы именно так поступали. Вот тогда действительно начнется резонанс. Поэтому платный доступ на Эльбрус – это компромиссное решение.
– Может быть, есть смысл более эффективно собирать штрафы?
– Штрафы берем, но это копейки – административный штраф составляет 1000 или 2000 рублей. Но с прошлого года и эти деньги нам в бюджет не поступают. А самое главное, мы не получаем деньги от штрафов за нанесенный ущерб – это уже другие суммы, сейчас мы их собираем и перечисляем в федеральный бюджет. У нас отобрали и деньги, которые мы получаем от сдачи в аренду земель нацпарка. Нам сказали так: зарабатывайте только на рекреации – создавайте услуги на своих маршрутах, смотровые площадки, визит-центры. У нас есть определенные внебюджетные поступления – например, в прошлом году местный проектный трест «Айбиси» перечислил нам 500 тыс. рублей. Но это единичные случаи.
– Ваш штат планируется увеличить в связи с развитием курорта?
– Мы свой штат планируем расширить все четыре года, что я здесь работаю. Сейчас у нас всего 60 человек, а должно быть как минимум в два раза больше. Раньше было 70 сотрудников, а сегодня нам опять говорят: оптимизируйте свой штат.
– Вы не рассматривали возможность привлечь к уборке Эльбруса волонтеров? Есть, например, такая организация – «Экологическая вахта по Северному Кавказу». Они очень любят проводить разные акции.
– Чего же они тогда у нас не участвуют? Мы на самом деле в прошлом году проводили такие мероприятия. Но вы должны понимать, что двумя-тремя акциями проблема не решается. Да, становится чище, но проблема остается – мусора накопилось слишком много.
– Как вообще у вас организовано взаимодействие с общественностью? Есть ли в Приэльбрусье экологические активисты, склонные к протестным действиям?
– Они есть везде, но сегодня у нас существует консенсус с населением и активистами. Когда начиналась работа с КСК и они хотели получить много земель нацпарка, а конкретной работы не велось, вопросы, конечно, были. Сегодня, когда определили границы курортных зон, всех это устраивает. Само население хорошо понимает, что зарабатывать тут можно только в том случае, если природа будет сохранена. На лыжах кататься можно сегодня и в Эмиратах, и в Москве, а сюда люди приезжают во многом ради природы. И если мы сейчас хотим сделать качественный скачок, то будущее курорта связано только с КСК. Можно, конечно, рассчитывать, что население захочет вкладывать в развитие курорта свои деньги, но это будет происходить медленно. Эльбрус на свете один, но без качественных перемен ездить отдыхать будут в другие места.
Эльбрус – Ростов-на-Дону