Небольшой и независимый «Кузнецкбизнесбанк», головной офис которого расположен в Новокузнецке, на рынке Кемеровской области работает уже более двух десятков лет. Он был создан на базе «Жилсоцбанка» в годы перестройки. Руководство банка с тех пор неоднократно доказывало, что тонко чувствует не только нюансы локального рынка, но и зарождающиеся макроэкономические тренды. Во многом благодаря этому на протяжении всего пути банк проводит взвешенную политику, ориентированную на достижение оптимального соотношения рискованности и доходности проводимых операций.
За все годы деятельности банку удалось увеличить собственный капитал в десятки раз — до 1,2 млрд рублей. Как это обычно бывает, подобные успехи зависят от личности руководителя. С 1996 года председателем правления ОАО АБ «Кузнецкбизнесбанк» является Юрий Буланов. По образованию — экономист. Работал инженером-исследователем кафедры экономики и организации производств Сибирского металлургического института. Защитил кандидатскую диссертацию.
Динамично развивающийся региональный банк на финансовом рынке страны, где преобладают федеральные крупные сетевые банки, сегодня является если не феноменом, то редким экземпляром, достойным внимания. Сегодня в стратегиях крупных банков, входящих в топ-20 страны, преобладает экспансивная тактика, направленная на развитие потребительского кредитования. Несмотря на предостережения экспертов и аналитиков, а также советы Банка России увеличивать капитализацию, участники финансового рынка не сдерживают свои «аппетиты» и по-прежнему активно увеличивают масштабы кредитования физлиц, что в итоге может оказаться «палкой о двух концах» и в результате свести «на нет» банковскую маржу (см. «Улучшить банковский метаболизм», «Эксперт-Сибирь» № 19 за 2013 год). Обсудить эти проблемы банковского сектора мы и решили с Юрием Булановым.
— Какие каналы, на ваш взгляд, сегодня можно использовать для капитализации банков?
— Средние значения уровня достаточности капитала по банковской системе сейчас довольно неплохие. Но если рассматривать ситуацию не в абсолютных показателях, а в относительных — брать соотношение капитала к масштабу активных банковских операций, — то риски недостатка капитала станут заметны. И есть основания предполагать, что они еще не совсем верно оценены участниками рынка. Именно поэтому Банк России советует увеличивать капитал. Это абсолютно правильно — запаса капитала действительно маловато. Российские банки очень разнятся по уровню капитала, средние показатели говорят о том, что есть значимая категория системообразующих банков, где уровень исполнения первого норматива значительно меньше, чем у банков меньшего масштаба. Но в ситуации недостатка капитала может оказаться любой. Поэтому капитализация, безусловно, нужна.
Мы это давно прочувствовали и поняли, что риски потребительского кредитования очень высоки. На это обратил внимание еще в прошлом году и Банк России, и сейчас им принимаются необходимые регулятивные меры. Потому что если еще чуть-чуть качнется экономика, то в первую очередь «посыплются» частные заемщики. Сегодня уровень закредитованности несравнимо выше, чем еще два–три года назад. Многие банки это знают, это видно по прямым и косвенным показателям. Если какой-то «триггер» сработает в нежелательную сторону, то ситуация может получиться хуже, чем в 2008 году. Поэтому и нужно пополнять запас капитала.
Кроме того, в условиях, когда на рынке только дорогие и неустойчивые пассивы, целесообразно сформировать реальный капитал, полученный не за счет переоценки имущества, корректный, но по экономической природе, скорее, виртуальный пассив, не связанный с притоком «живых» денег». Основной капитал — это реальные деньги, это дополнительный фактор устойчивости пассивной базы и недорогих пассивов. Тогда и нормативы ликвидности лучше будут исполняться. Не каждый акционер банка может себе позволить капитализировать прибыль, а не направлять ее на дивиденды. Но это реальный путь. Почему бы этот путь и не рассматривать? Да, возможно, придется отказаться от дивидендов на некоторый срок, зато за этот период (четыре–пять лет) можно капитализировать прибыль и получить существенное конкурентное преимущество. Это позволит не бегать за дорогими пассивами.
— Вы уже не бегаете?
— Сегодня мы отходим от дорогих пассивов и держим ставку на 0,75–1 пункт ниже, чем в среднем по городу. У нас нет притока дорогих пассивов, валюта баланса не падает. Получается неплохая процентная маржа, так как доля дорогих пассивов снижается. Мы нашли для себя этот путь наиболее рациональным.
— А по кредитам просрочка растет?
— Конечно, подрастает. Если какой-то корпоративный проблемный кредит погасится, то просрочка снижается, а потом — опять по нарастающей. Дело в том, что оснований для системного уменьшения просрочки сейчас просто нет. Взрывного роста просрочки тоже нет, но этот сценарий исключать нельзя, так как опасения насчет нестабильности экономики остаются.
— Эксперты считают, что банки могут черпать маржу в ипотеке, в длинных деньгах. Как вы к этому относитесь?
— Ипотека — штука хорошая. Мы получили на длительный срок устойчивые активы, которые хорошо обеспечены, там низкая просрочка и дисциплинированные заемщики, потому что, мы же понимаем, у них на карту многое поставлено. Но большой маржи там не получишь, так как ставка по ипотеке — 10–12 процентов. Меньше 10 процентов банки не могут дать, а больше 12 процентов клиенты не возьмут. А если и возьмут, то только не очень разумные клиенты, которые плохо просчитывают ситуацию. Да, сегодня Агентство по ипотечному жилищному кредитованию рекламирует ставки и в восемь процентов, и, вероятно, кто-то такие кредиты действительно получает, но массово это работать не будет. Рабочая ставка остается все-таки на уровне 10–12 процентов. В то же время пассивы сейчас можно получить под девять процентов. И что тогда остается банку? Даже если самая большая ставка — 12 процентов, три процента маржи — маловато, практически себестоимость. Если условно взять, что у нас стоимость привлечения составляет девять процентов, то у нас точка безубыточности получается где-то на уровне 16 процентов — вот где, по идее, ипотека может быть. Поэтому с ипотекой можно работать, если структура пассивов позволяет иметь себестоимость не выше семи процентов. Но перекладывать в ипотеку сегодня те дорогие пассивы, которые есть на рынке, не имеет смысла — большого роста ипотеки в этом году не будет. По инерции еще продолжится рост потребительских кредитов, пока еще темпы высокие.
— Сколько лет еще этот темп продержится?
— Последний год. В нынешнем году этот процесс выдохнется, потому что закредитованность частных лиц слишком высокая. Некоторые банки очень активны, может быть, даже странно агрессивны. Анализируя такую активность банков на рынке потребкредитования, посмотрев их отчетность на сайте Банка России, невозможно понять такой оптимизм.
— Тогда в какой сегмент будет выгодно «уходить» банкам после спада бума потребкредитования?
— Все сегменты по-прежнему сохранятся, просто больше не будет ярко выраженного локомотива. Сегодня потребкредитование — явление на рынке гипертрофированное. Кто-то осторожничает, как мы, в этом направлении, другие, наоборот, считают, что нужно успевать, «пока катит». Но период, когда надо было наращивать кредитный портфель, закончился в первой половине 2012 года, дальше можно набрать клиентов только с высоким риском. А риски уже трудно просчитываются.
— За счет чего же тогда кредитовать корпоративный сектор?
— За счет него самого и кредитовать! У кого-то есть остатки, у кого-то — нехватка ресурсов. Сегодня остатки по корпоративному сектору прирастают, а кредиты предприятия берут с меньшей активностью. Банки привлекали много ресурсов населения на длительные сроки в период кризиса, восполняя невысокую ликвидность. Усугубило ситуацию вхождение России в ВТО с непонятными целями и перспективами; активность отечественных предприятий, ориентированных на внутренний рынок, снизилась. Одновременно привлеченные банками ресурсы вынужденно перетекли через кредиты на потребительский рынок, стимулируя импорт и еще больше снижая спрос на кредиты со стороны корпоративных заемщиков. Получился замкнутый круг, который и сегодня еще продолжает работать. При этом зарплату наши заемщики получают на предприятиях, которые стали меньше зарабатывать, закредитованность населения повысилась, расходы увеличились, а доходы предприятий, зарплаты сотрудников, наоборот, уменьшаются. В Кузбассе упали цены на металл, на уголь — все это сказывается на зарплатах. Подобная «петля» в текущем году снизит покупательную способность частных лиц, особенно тех, кто набрал много недешевых кредитов.
— В вашем портфеле сегодня на долю малого и среднего бизнеса сколько приходится?
— Трудно просчитать, так как многие предприниматели берут потребкредиты для бизнеса. Максимальная сумма потребкредита — 700 тысяч рублей. Этого бывает достаточно для малого бизнеса. Формально у нас корпоративный портфель — 800 миллионов рублей. Портфель у частников — один миллиард 800 миллионов рублей. Из них примерно 600 миллионов — это ипотека. Формально у «ипэшников» немного кредитов — не более 200 миллионов рублей.
— Малый бизнес в основном — это торговые компании?
— Не только. Есть производства. К примеру, производства тротуарной плитки, полиэтиленовых пакетов, гвоздей, полиграфической продукции, переработка автомобильных шин. Есть гостиницы небольшого формата, агентства недвижимости.
— Крупный бизнес вы кредитуете?
— Наш собственный капитал — 1,2 миллиарда рублей. Мы, конечно, можем в одни руки дать 300 миллионов рублей, это довольно большая сумма, но не для крупного бизнеса. МСБ столько и не надо, а крупному нужны другие масштабы. Стандартная сумма кредитов у нас не превышает 30 миллионов рублей, очень редко доходит до 100 миллионов рублей. Для нас это крупные кредиты. Самые же популярные у нас — кредиты в диапазоне 200–400 тысяч рублей. Обычно это бытовые потребительские кредиты, которые берут на ремонт, приобретение техники, доплату за автомобиль. Мы сознательно не пошли на рынок автокредитов, где нужно иметь договоры с автодилерами, наш статус регионального банка не позволяет вступить в такие масштабные отношения.
— В иностранной валюте кредиты популярны?
— Мы их не предлагаем. У нас очень низкие ставки по валютным вкладам, около трех процентов. У нас есть определенная часть пассивов в валюте для текущих операций. Мы не привлекаем валютные пассивы сегодня, нам их некуда реализовывать. В Новосибирске — другая ситуация, а у нас провинция. Предприятия есть, которые на экспорт работают, но все операции идут через Москву.
— Как можно объяснить, что люди сегодня покупают деньги у кредитных организаций, торгующих чуть ли не на рынке, под огромные проценты?
— Два–три года назад не было дефицита кредитов, но из-за мощной информационной «накачки» заемщики часто берут очень рискованные займы. На улице видят объявление, что за два часа можно взять кредит — без справок и поручителей. Идет сигнал — «надо брать». Берут, а потом начинают думать, считать, оказывается, что там 50–60 процентов годовых. Хотя достаточно посмотреть четыре–пять банков, чтобы выбрать что-то оптимальное, или даже пойти в банк, где получаешь зарплату. Повторяется симптом первой половины 2008 года, когда было много предложений по кредитам. Сегодня у нас рынок покупателя. Заемщик имеет возможность выбрать спокойно, но многие почему-то спешат. Эта спешка мне непонятна.
— Количество региональных банков постоянно снижается, а федералы наращивают свое влияние. Есть ли у вас рецепт безболезненного существования регионального банка?
— Нужно искать свою нишу на рынке. Кто-то хочет развиться, а потом влиться в большой банк. Продажа — это тоже путь развития, нельзя сказать, что это плохой путь. Но централизация сегодня местами завышена. Чтобы понять клиента, нужно дышать с ним одним воздухом, одинаково мыслить. Мы более «синхронны» с нашими клиентами. Мы не хотим быть самыми большими, мы хотим быть достаточными и соответствовать ожиданиям клиентов. Подход, когда банки продают не то, что нужно клиентам, а то, что у них есть, — неправильный. Ситуация 2008 года с нехваткой ликвидности сработала в октябре, а статистически проявилась уже в апреле–мае. Сегодня ситуация в чем-то повторяется. Хорошо, что если потребкредитование «мягко притормозит», а не лопнет с треском.
На нынешний день у нас нет задачи наращивать кредитный портфель, мы заложили на этот год рост только на пять процентов. При этом мы понимаем, что можем вырасти и на 20 процентов, но нам важнее минимизировать риски. Поэтому рецепт простой — как можно меньше дорогих пассивов, как можно больше устойчивых предсказуемых клиентов. И не гнаться за большой процентной доходностью. В ином случае, если у нас что-то не сработает, мы не сможем, как крупный сетевой банк, закрыть филиал. Нам и дальше работать в своем регионе — как мы будем людям в глаза смотреть?
— Банки на Западе имеют источник кредитования в виде пенсионных денег. У нас есть предпосылки для этого?
— Дело в том, что должны быть длинные и недорогие деньги. Хорошие заемщики сегодня и так получают восемь–девять процентов, пусть не на очень длинные сроки, но зато они знают, что могут рефинансироваться — закрыть один, взять другой кредит. Но нужны кредиты лет на десять по ставке не более шести процентов. Сегодня я не вижу, где взять такие пассивы.
— Президент страны посоветовал банкам кредитовать корпоративный сектор под более низкие проценты. Как это сделать?
— Да, президент сказал, но ставка Банка России — 8,25 процентов. От нее все и «пляшут». Нужно постепенно снижать ставку до четырех–пяти процентов, «зажимать» инфляцию. В таком контексте тогда нужно отказаться и от роста тарифов на ЖКХ. Почему они вообще должны расти? Может, просто запретить это? Если ставка ЦБ — 8,25 процентов, нормативы повышения тарифов ЖКХ не более шести процентов, откуда возьмутся дешевые кредиты?
— Но в Германии и инфляция, и кризис, а там находят длинные деньги под низкие проценты…
— У них учетная ставка не поднималась выше 12 процентов, а потом только снижалась. А у нас она была и 210 процентов. Наши проблемы — продолжение мировых проблем. К примеру, от вступления в ВТО нам никакой пользы нет. Нас туда принимали не для того, чтобы мы развивали свою экономику, а для того, чтобы мы качали туда сырье. Когда мы вступали в ВТО, было много рассуждений, что мы сможем получить какие-то теоретические плюсы. Но после того как мы вступили, буквально спустя полгода начались рассуждения, что у нас достаточно инструментов, чтобы защитить свой рынок от последствий вступления в ВТО. Зачем же тогда вступали? Понятно, что это ударит по сельскому хозяйству, автомобилестроению и пр. По моему мнению, из ВТО нужно «тихонько уйти». Все равно без сырья ВТО не сможет жить. Нам нужно начать стимулировать импортозамещение. Нет другого пути. Не сделав такую банальность, говорить о чем-то более масштабном нет смысла.
— Тогда кредиты нужны на развитие производства, но их трудно получить бизнесу…
— У банков есть деньги. Но ни одно разумное предприятие не возьмет кредит только потому, что его дают. Нужно знать, что с ним делать. Нужно произвести товар, потом нужно продать товар. Но сегодня дефицита товаров нет. Нет дефицита и производственных мощностей. Почему не идут инвесторы? Потому что плохой инвестиционный рынок и все ниши заняты. Сегодня мировые производственные мощности автомобилестроения в два раза превышают спрос на автомобили. Все замыкается на конечного потребителя. Ему надо где-то заработать, но предприятие, где он работает, само должно что-то продать. А что оно может продать? В Советском Союзе была автаркия. Элементы ее нужно возрождать. Частично изолироваться от глобальной экономики, хотя сейчас это сделать сложно. Было бы разумно административными рычагами создавать точки роста для импортозамещения. Недостаточно сказать, что нужно снижать ставки по кредитам, нужны политические решения.