– После президентских выборов в Грузии сменился как президент, так и премьер-министр. Высшими лицами страны стали мало кому известные молодые люди. Как Вы оцениваете личности нового премьера и нового президента?
– Георгия Маргвелашвили и Ираклия Гарибашвили объединяет то, что они были назначены предыдущим премьер-министром Бидзиной Иванишвили. Даже среди, в общем-то, лояльной Иванишвили «Грузинской мечты» они оба считаются стопроцентными людьми бывшего премьер-министра. И если президент Маргвелашвили не так долго был с ним знаком, то нынешний премьер фактически вырос под крылом Бидзины Иванишвили, долгое время возглавляя различные направления его бизнеса.
Что касается уровня профессионализма нового премьер-министра, то его пока оценить сложно. Его карьера на государственной службе ограничивается годом, в течение которого Ираклий Гарибашвили возглавлял министерство внутренних дел. Особых ошибок он не допускал, к тому же сумел выполнить свою основную задачу – деполитизировать систему. Если при правительстве Михаила Саакашвили МВД было главным инструментом устрашения населения и контроля, то при Гарибашвили министерство вернулось к прямым обязанностям – охране правопорядка. Однако этих достижений мало для серьезной оценки его способностей управленца. Думаю, эту оценку можно будет провести не раньше чем через год.
– В коалиции «Грузинская мечта» очень много амбициозных политиков. И ряд из них считали, что следующим после Иванишвили премьером должен стать он. Почему в итоге и президентом, и премьером стали малоизвестные люди?
– Потому, что политический вес Иванишвили внутри «Грузинской мечты» неизмеримо велик. Посмотрите на парламентские выборы – главной причиной победы «Грузинской мечты» над ЕНД была личность Бидзины Иванишвили, и все в «мечтателях» это понимают. До Иванишвили все эти партии, входящие сейчас в правящую коалицию, протестовали, много чего делали – однако никаких ощутимых результатов добиться не могли. И поэтому сейчас они сквозь пальцы смотрели на то, что Иванишвили передал главное место на грузинском Олимпе человеку, которому он полностью доверяет и, возможно, воспринимает как своего «политического сына».
Есть, конечно, эксперты, которые говорят о том, что Иванишвили просто поставил у власти свою марионетку. Что новый молодой премьер решать ничего не будет, а Грузией из тени продолжит управлять Бидзина Иванишвили. Такая вероятность, конечно, существует, однако она невелика. Давайте просто посмотрим на мотивы прихода Иванишвили в политику и последующего ухода оттуда.
Если бы Иванишвили просто желал власти, то мог прийти в политику сразу же после первых провалов «Единого национального движения» (партии Саакашвили. – «Эксперт Online») в конце 2007 года. Однако он пришел лишь после августовской войны, когда почувствовал, что эти умные молодые люди ведут страну совсем не в том направлении. Только тогда Иванишвили, рискуя своим капиталом, ввязался в политику, повернул страну в нужное русло, создал новую систему с оппозиционным ЕНД и правящей коалицией «Грузинская мечта». И, сделав свое дело, ушел. Ему политика неинтересна, и если «Мечта» сможет нормально управлять страной, то какой смысл ему возвращаться? Он не цепляется за власть.
Отношение Иванишвили к власти можно было увидеть и в период его премьерства. В отличие от Михаила Саакашвили, он лишь формулировал общие направления политики и никогда не вмешивался в микровопросы – не указывал, в частности, где каждая грузинская певица должна выступать и как она должна одеваться, не влезал в работу отдельных министерств (часто демонстрируя при этом свое незнание ряда вопросов, в частности по текущей деятельности прокуратуры или МВД). И это, в общем-то, правильно – Иванишвили таким образом выстроил нормальную систему управления государством. Ведь при Саакашвили было фактически теневое управление, очень сложно было догадаться, кто за что отвечал. После смерти Зураба Жвании его преемники на посту премьер-министра ничего собой не представляли, а рядовой парламентарий – например, Гига Бокерия – решал намного больше, чем глава кабинета. Сегодня же у нас нормальная европейская система, когда министр внутренних дел отвечает за МВД, а премьер – за работу кабинета.
Да, ситуацию с уходом Иванишвили нельзя назвать обычной ситуацией, однако это и не угроза демократии. Скорее, это своего рода переходный период, и если новое правительство будет нормально работать, то Иванишвили будет постепенно уходить из политики.
– Коалицию «Грузинская мечта» цементировали два фактора: личность Бидзины Иванишвили и общая ненависть к Михаилу Саакашвили. Сейчас оба ушли. Может ли этот факт вызвать какие-то трения внутри коалиции?
– Действительно, в коалиции собраны совершенно разные партии и люди. Есть тяжеловесы из республиканцев, консерваторов, партии Аласания, а есть сама партия «Грузинская мечта», которая состоит из активных общественных деятелей, которые до этого в других партиях не состояли. Есть правые, есть левые. Однако по риторике лидеров «Грузинской мечты» можно увидеть их отношение к будущему этой коалиции.
Если раньше они говорили, что это не союз навеки, а лишь прагматичное объединение всего спектра политических сил страны для того, чтобы убрать Саакашвили, а потом уже в парламенте разбиться на фракции, то после президентских выборов эта риторика изменилась. Лидеры «Мечты» увидели, что всего лишь через год после их триумфальной победы кандидат от побежденного «Единого национального движения» Давид Бакрадзе получил целых 22%, а внепарламентская оппозиция во главе с Нино Бурджанадзе – около 10%. Эти впечатляющие результаты противников стимулируют членов правящей коалиции держаться вместе – лидеры «Мечты» понимают, что если они разобьются по малым фракциям, то нормально управлять страной не смогут и будут терять рейтинг. Поэтому вряд ли в кратко- и среднесрочной перспективе они будут расходиться.
– Баллотировавшаяся на президентских выборах Нино Бурджанадзе позиционировалась как пророссийский кандидат. Можно ли сказать, что те 10%, которые она получила, и есть весь грузинский электорат, который разделяет ее подход к Москве?
– Ну, во-первых, грузинские и российские эксперты преувеличивают ее «пророссийскость». Да, ее риторика отличается от выступлений других грузинских политиков, говорящих о безальтернативности европейского пути для Грузии, а с Россией желающих лишь урегулирования отношений. Бурджанадзе же признает важность европейских приоритетов, но добавляет, что Россия является таким же приоритетом. Однако ее «пророссийское» позиционирование было обусловлено абсолютно тактической необходимостью. В Грузии есть доля пророссийского электората, и эта ниша к моменту президентских выборов была свободна. Нино Бурджанадзе просто попыталась ее занять. При этом сама по себе «пророссийским» политиком она не является. У всех политиков есть своя предыстория, и Бурджанадзе тоже взялась не из воздуха. Мы помним ее как спикера парламента, ее выступление в российской Думе, которое вызвало шквал недовольства среди российских парламентариев.
Во-вторых, ее электорат состоял не только из пророссийски настроенных избирателей. За Бурджанадзе голосовали радикальные сторонники «Грузинской мечты», недовольные тем, что после своей победы «мечтатели» недостаточно строго наказали сторонников «Национального движения». Бурджанадзе же требовала всех пересажать еще до окончания периода коабитации (так в Грузии назывался период сосуществования во власти ЕНД и «Грузинской мечты», существовавший между победой «мечтателей» на парламентских выборах и уходом Саакашвили с поста президента. – «Эксперт Online»).
– Сейчас, после окончания коабитации, можем ли мы все-таки ожидать этих массовых посадок? Или хотя бы самой высокой посадки?
– Самой высокой посадки – суда над теперь уже бывшим президентом – вряд ли стоит ожидать. Это та грань, которую «Грузинской мечте» не дадут перешагнуть. Идущие процессы над бывшими министрами внутренних дел и обороны – Вано Мерабишвили и Бачо Ахалаей – уже становятся проблемой для грузино-европейских отношений. «Мечтатели» не готовы идти на дополнительные риски и создавать новые проблемы для страны на Западе.
– Как изменятся после смены президента и премьера отношения страны с Россией?
– Грузино-российские отношения наконец-то перейдут на рельсы рациональности и будут развиваться по восходящей. Можно ожидать шагов в экономической и гуманитарной сфере, в частности по ослаблению визового режима. Возможно, будут предприняты проекты в плане транзита, которые стимулируют российско-армянское сотрудничество. Однако никакого перелома ждать не стоит, поскольку между нашими странами до сих пор нет дипломатических отношений, и даже в перспективе о них никто не говорит. Нужно года два, чтобы мы подошли к решению вопросов, которые являются для сторон «красными линиями».
Впрочем, ситуация может измениться в худшую сторону, если российская сторона будет преподносить нам новые сюрпризы. В Москве должны понимать – то, что для России является второстепенными вопросами, для грузинского общества может иметь колоссальную важность. Взять тот же вопрос бордеризации (установление колючей проволоки вдоль границ Южной Осетии. – «Эксперт Online»), которая Москвой вообще не воспринимается как проблема.
– А почему для Грузии это такая проблема?
– Мы бы хотели, чтобы Россия поняла: этот процесс проходит не в 1200 километрах от Тбилиси, а всего лишь в 30 километрах от нашей столицы. В грузинском обществе к тому же не понимают, зачем вообще нужна эта проволока. Как известно, Россия планирует провести 350 километров колючей проволоки и пока провела лишь 40 километров. И если проволока будет и дальше проводиться по домам и кладбищам, то грузинскому правительству будет крайне непросто параллельно с этой протяжкой говорить об улучшении российско-грузинских отношений.
– Если для Грузии этот вопрос имеет такое большое значение, то почему она не пыталась его урегулировать или хотя бы согласовать раньше? Решение о протяжке колючей проволоки было принято еще несколько лет назад, и сама протяжка началась даже не в этом году. Ведь можно же было согласовать маршрут протяжки, который был бы наименее болезненным для Грузии?
– Это политический вопрос. Во-первых, правительство в 2009 году отличается от правительства образца 2013 года. И когда в 2009 году было заключено соглашение между Россией и так называемой Южной Осетией по протяжке проволоки, Грузию никто особо и не спрашивал. А когда началась имплементация этого соглашения, то она шла не особо активно и ускорилась лишь в последние месяцы. Более 70% всей проволоки провели уже в этом году, с апреля-мая.
Во-вторых, южноосетинская сторона действительно предлагала нам сесть за стол переговоров и обсудить наименее болезненный маршрут протяжки этой проволоки. Однако это предложение было довольно циничным – если бы мы на него согласились и начали договариваться, то легитимизировали бы как процесс бордеризации, так и само самопровозглашенное правительство Южной Осетии. Если бы они действительно были бы заинтересованы в гуманитарных последствиях протяжки, то могли бы и без нашего участия учесть все эти моменты. Или как минимум обсудить его с нами в закрытом формате, без придания ему особой огласки.
Теперь же этот вопрос будет постоянно ставить под угрозу нормализацию российско-грузинских отношений. Более того, существует риск, что южноосетинский вопрос вообще возьмет эту нормализацию в заложники. Чтобы этого не произошло, мы должны преодолеть эту проблему и продолжать отношения.
– В последнее время начинает возникать очень много скандалов, которые могут поставить под сомнение участие Грузии в сочинской Олимпиаде – в частности, когда одним из факелоносцев стал участник августовского конфликта Иван Нечаев. Каковы тут «красные линии» грузинской стороны? Что должна сделать Россия, чтобы Грузия дошла до точки кипения и отказалась приезжать в Сочи?
– Что касается ситуации с Нечаевым, то все трезвые головы в Грузии прекрасно понимают, что это был мелкий эпизод и недоразумение, что российская сторона не хотела как-то оскорбить Грузию. На сегодняшний день, несмотря на все скандалы, грузинская власть приняла политическое решение участвовать в Олимпиаде. Более того, мы предлагали России сотрудничество по вопросу обеспечения безопасности на сочинской Олимпиаде и на Северном Кавказе в целом. Мы очень надеемся на то, что эта Олимпиада пройдет без всяких эксцессов, и не хотим, чтобы в случае чего нас сделали виноватыми. И через сотрудничество по линии спецслужб пытаемся доказать, что не будем проблемой. И, надо сказать, что это сотрудничество уже дает определенные плоды.
Однако проводить такую политику грузинским властям не так уж и легко. На фоне давления со стороны определенных сегментов общества «Грузинской мечте» все сложнее объяснять, что участие Грузии в Олимпиаде станет элементом перезагрузки отношений с Россией и их нормализации. И если сейчас, например, будет продолжен процесс бордеризации (который пока приостановлен) и колючая проволока начнет снова протягиваться по деревням, домам и кладбищам, то давление со стороны общества резко вырастет, и правительство может пересмотреть свою позицию по Олимпиаде. Еще одной «красной линией» для нас может стать официальное участие в Олимпиаде представительств Южной Осетии и Абхазии. Мы бы не хотели, чтобы Олимпиада стала способом легитимизации или пиара этих территорий.
– А каково будущее отношений Грузии с правительствами отделившихся от нее территорий?
– Назначение на пост министра по реинтеграции Пааты Закареишвили всем показало, что Грузия пересмотрела свою философию в отношении Абхазии и Южной Осетии и не собирается решать вопрос возврата территорий радикальными способами. Если правительство Саакашвили как на Западе, так и внутри Грузии говорило о том, что никаких проблем у Тбилиси с Сухуми и Цхинвали нет, а есть лишь деструктивное влияние со стороны дирижеров из России, то новое правительство признает, что эти конфликты имеют куда более сложную структуру. Они говорят о том, что есть как грузино-российское противостояние, так и внутригрузинские конфликты, которые к тому же и отличаются друг от друга. В «Мечте» говорят о том, что нужно работать и с Россией, и с осетинами и абхазами.
На сегодняшний день наше движение в сторону национального примирения носит в целом односторонний характер. Мы предпринимаем различные инициативы, пытаемся доказать абхазам и осетинам, что ситуация в Грузии серьезно изменилась, пришло новое правительство, которое отказалось от войны как способа реинтеграции этих территорий. В частности, новое правительство начало пересмотр дел этнических осетинов, которые сидят в грузинских тюрьмах. Несколько месяцев назад один из этих заключенных был выпущен. Изменилась и наша политика в отношении жителей Гальского района. Если предыдущие власти пытались манипулировать этим населением, то сейчас такие попытки уже не предпринимаются, и абхазы это видят. Поменялась и наша северокавказская политика. Реверансы в отношении черкесов, которые предпринимали власти Михаила Саакашвили, были серьезной проблемой для абхазов. Тбилиси удалось вынести на поверхность те проблемы, которые объективно существовали во взаимоотношениях этих двух этносов.