В московском театре «Новая опера» 20 мая покажут «Школу жен» в постановке Юрия Любимова и сценографии Бориса Мессерера. В преддверии премьеры «Эксперт» побеседовал с автором оперы-буфф — композитором, философом, культурологом Владимиром Мартыновым.

— Какое место Москва сейчас занимает на музыкальной карте мира? Здесь что-то происходит или это музыкальная провинция?

— На мой взгляд, она вообще никакого места не занимает. Потому что, и это произошло еще на моей памяти, в России случился обвал великой исполнительской школы. У нас практически некому учить: это полная катастрофа — то, что с музыкальным образованием происходит. Кто-то оканчивает училище, а потом, если может, едет на Запад. Что касается композиторов, все, кто собой что-то представляет, могут здесь жить, но работают они на Запад, где существуют фестивали, издательства и так далее. Я даже не знаю, как это назвать, это даже не провинция, а целина пока что. Конечно, люди приезжают, какие-то концерты есть, заграничные звезды нас посещают. Но наша жизнь несравнима с тем, что происходит в любом мировом музыкальном центре — в Берлине, например. Хотя, если брать мировые столицы, то мы в этом ряду не исключение. Например, Париж — это глухая провинция с точки зрения музыки. И он всегда таким был. И Москва сейчас превратилась в такой музыкальный Париж, где все по нулям.

— Почти до самого конца двадцатого века академические музыканты и композиторы были культовыми фигурами. Почему сейчас все совсем не так?

— Сейчас это невозможно, потому что великое созвездие, великое поколение исполнителей ушло уже в конце двадцатого века: Фуртвенглер, Рихтер, Гилельс, последним из них был фон Караян. Сейчас мы не можем назвать имен композиторов, которые могли бы стоять рядом со Стравинским, Веберном. Хотя есть Пярт, Сильвестров, Райх. Но планка явно понижается, это не только я говорю, это все так говорят. Возьмем советскую исполнительскую школу: Юдина, Софроницкий, Рихтер, Ойстрах, Ростропович — дело даже не в том, что они более масштабны, более талантливы, более техничны. Дело в том, что таковы были социальная среда и социальный запрос, и они на него отвечали. Сейчас очень трудно представить себе ситуацию, характерную для шестидесятых, когда собирались физики, математики, доктора наук, не имеющие никакого отношения к искусству, читали «Хронику текущих событий» и трясущимися от волнения руками ставили симфонию Шостаковича — Четырнадцатую или Восьмую. И это было действительно событием: не только музыкальным, но и общечеловеческим. Сегодня премьера сочинений даже самых крупных композиторов, таких как Арво Пярт или Стив Райх, никогда таким событием не станет.

— В чем причина? Что так сильно повлияло на социальную среду? Ведь цифровую революцию, о которой в этом контексте имеет смысл говорить в первую очередь, можно интерпретировать и как техническую возможность представить музыкальные произведения самой широкой аудитории.

— То, что сейчас происходит, это цивилизационный сдвиг. Кризису, который мы переживаем, нет равны