Новая индустриализация

— Александр Иванович, что происходит с нашей экономикой? Это больше политика, некий мировой кризис, падение спроса на сырье со стороны Китая, санкции? На что пенять?

— Как всегда, здесь нет однозначного ответа, все эти причины складываются в общую картину: и санкции, и политика, и ошибки, которые наши политики допускали ранее. Кроме того, действия Центрального банка, который стал мегарегулятором, кажутся непродуманными — непредсказуемые скачки ставки ЦБ, момент объявления о свободном плавании руб­ля — все это вызвало некую дестабилизацию в умах людей, которые принимают экономические решения. И, по сути, искусственно организованная девальвация руб­ля дала толчок — ставки депозитов коммерческих банков превысили 20 процентов, появилось дорогое фондирование, а как следствие — кредиты начали безумно дорожать. Естественно, ни о какой эффективной экономической деятельности не могло быть и речи, только в сегментах, ориентированных на экспорт, резко возросла рублевая доходность, которую через налоги государство изымало в бюджет, экономя валютные резервы и не повторяя ошибок предыдущих кризисов — раньше плавная девальвация съедала сотни миллиардов долларов страны. Все это в одну кучу и свалилось.

— Какие именно ошибки политиков вы имеете в виду?

— Если мы говорим о рыночной экономике, то необходимо создавать соответствующие институты рынка. При всех разговорах, что у нас сырьевая экономика, никаких серьезных усилий, которые бы дали какой-то результат, не сделано. Если в девяностые годы нефтегазовые доходы составляли меньше 10 процентов в бюджете, то сейчас эта цифра переваливает за 50 процентов, а если взять и металлы, то приближается к 70-ти. То есть мы превратились в сырьевой придаток экономик других стран, и нас гонят по этому коридору. Санкции усугубили ситуацию, которая имеет две стороны: с одной — это встряска правительства, которая дает шанс для проведения реформ, переоценки сложившейся ситуации и изменения структуры экономики. С другой стороны, введение контрсанкций привело к тому, что наши ритейлеры бессовестно и беспричинно повысили цены и подхлестнули инфляцию. Но мы уже ощущаем и положительные последствия: отечественные производители в продовольственной группе — это единственный сегмент, который худо-бедно начал расти, пока остальные падают.

— Последствия у всего этого какие? Мы их уже наблюдаем, или самое страшное еще впереди?

— Мы получили большую инфляцию и идем к понижению уровня жизни народа. Уровень потребления сокращается, это ощущается по торговому обороту, увеличивается безработица, но пока острой формы она не приобрела. И, конечно, сырьевая зависимость и падение цены на основные экспортные товары на мировых рынках сказывается на стоимости руб­ля. Ситуация сложная, быстрых шансов ее оздоровить я не вижу. Принимаются какие-то популистские меры краткосрочного характера, но потребуется не один год, чтобы выправить ситуацию. Раньше мы гнали нефть и газ за границу, получали валюту и все за эту валюту покупали, даже то, что могли производить у себя. Давно говорят, что, например, правильно переработанный лес мог бы приносить больше доходов, чем нефть и газ, но мы продолжаем гнать «кругляк», и вступление в ВТО только связало нам руки — нет возможности стимулировать производство древесины и серьезно тарифно ограничить экспорт «кругляка».

— То есть адекватных антикризисных стратегий власти не предлагают?

— Что-то предлагается, но пока это плохо работает, упущены очень большие возможности, которые давали высокие цены на нефть. Единственное — были созданы страховые фонды, которые немного помогут. Если бы не они, то острая фаза кризиса развивалась быстрее и жестче. Но и попытки использовать эти фонды для инвестиций в очередные гигантские стройки несут в себе угрозу — в тяжелой ситуации валюты просто не останется для закупки предметов первой необходимости. Мы разучились многое делать, а для того, чтобы научиться, нужно провести новую индустриализацию. Про это многое говорится, но мало делается. Даже по Новосибирску видно, какие были заводы, когда десятки тысяч людей чем-то занимались. Сегодня практически все эти заводы не работают, оборудование ушло в металлолом, а нового не появилось. Видимо, была иллюзия, что высокие цены на нефть — это надолго и мы можем купить все.

Сегодня, когда мы направляем инвестиции на нужные объекты, уровень коррупции зашкаливает. Даже идет дискуссия — давайте напечатаем денег и направим целевым образом на индустриализацию, строительство дорог, мостов… Такие целевые вложения не дадут инфляционного всплеска, а экономика вырастет. Ряд экспертов такую точку зрения не принимает, уверены — денег можно дать сколько угодно, только их все равно разворуют, надо сначала отстроить систему управления и контроля. И я согласен. Страна гигантская, богатейшая, люди умные, но во всех рейтингах мы отстаем от ведущих стран, и это отставание, к сожалению, даже увеличивается.

Маленький следственный комитет

— Насколько регио­нальные и муниципальные власти оказались готовы к кризису? Насколько адекватна реакция политиков на вызовы времени?

— Регио­нальные власти встроены в общую систему управления, основной инструмент у них — финансы. С бюджетом ситуация сложная, на него навешали много полномочий, а перераспределение налоговой базы в значительной степени уходит в Москву, поэтому мотивация зарабатывать на местах очень низкая. Регио­нальные власти ограничены, их загоняют в угол: надо выполнять «майские указы» президента, но в нашей экономической ситуации сделать это невозможно, приходится брать дорогие кредиты, сокращать так называемый «бюджет развития» и наращивать дефицит.

— Какие есть возможности помогать бизнесу в кризисное время?

— В первую очередь бизнес должны кредитовать банки, но банковская система тоже в тяжелейшей ситуации — пришло новое руководство Центрального банка, произошла реорганизация, теперь это монстр, который руководит страховым и фондовым рынками, пенсионным фондом. При этом ЦБ по числу работающих, похоже, стал самым большим нацио­нальным банком в мире, чего не скажешь о нашей банковской системе. Эта структура теперь сама на себя работает, сама пишет правила, сама создает себе законы и контролирует их исполнение. В результате за 2015-й чуть менее 100 банков были санированы или лишены лицензий, в текущем году темпы не снижаются. Все, может, неплохо, но следовало это делать аккуратнее. На банки навешано много несвойственных функций, каждый из них превратился в маленький следственный комитет, который вынужден собирать всю информацию о физических и юридических лицах, алиментщиках, обо всех заемщиках, что ведет к большим затратам и не совершить ошибку сложно, а за два замечания уже могут отобрать лицензию.

По сути, сейчас идет перераспределение денег, потому что клиенты из коммерческих банков интенсивно перетекают в государственные. Судя по всему, за два года процентов на 20 будет сокращено количество банков. Больше всего страдает бизнес, потому что процедура банкротства банка занимает три–пять лет, иногда и больше, деньги, зависшие в этих банках, вернуть практически невозможно. Процедурами банкротства банков занимается только Агентство по страхованию вкладов — все другие арбитражные СРО и специалисты от этого процесса отодвинуты.

«Это надолго»

— Как сегодня следует реагировать на удорожание валют, как будет развиваться ситуация?

— Эта ситуация — надолго. Я никогда такого совета не давал, а сейчас даю: купите валюту. Оснований для серьезного укрепления руб­ля я не вижу, нужно забыть, что курс будет ниже 50 руб­лей за доллар. Причины: цена на нефть, газ, сырье падает, а чтобы выполнять бюджетные обязательства, взятые при высокой цене на нефть, правительство будет вынуждено прибегать к девальвации руб­ля, так как валютные резервы ограничены и палить их на поддержание курса сильно рискованно. При очень низком госдолге корпоративный долг предприятий в два раза превышает наши валютные резервы, поэтому надо к ним очень аккуратно относиться. К сожалению, нас может спасти история с какой-нибудь войнушкой, когда цены на нефть подскочат, но, думаю, на такие сказки надеяться не надо. Сейчас американцы пытаются сдружиться с Ираном, чтобы он выплеснул свою нефть на рынок, по­этому надо привыкать жить с такой ценой на нашу нефть. Надо менять структуру экономики, нужны инвестиции, но кто их даст? Поиск альтернативы доллару, шаги в сторону экономического объединения стран БРИКС, создание совместных международных банков, усиление отношений с развивающимися странами, особенно с Китаем — тренды правильные, но надо одно–два десятилетия на их реализацию.

Россию будут выматывать, не исключены еще санкции, которые заставят нас затянуть поясок и еще больше урезать программы развития, приведут к поиску новых источников доходов, повышению сборов, тарифов ЖКХ и налогов. К тому же, думаю, мы обречены поднять пенсионный возраст. Возможно, все это сделает сегодняшнее правительство, чтобы потом с позором уйти в отставку. И породить новые на­дежды на новых лиц в предвыборной ситуации. В это время на Западе будут пытаться Россию демонизировать, де­стабилизировать и вызвать недовольство народа. Просто надо сделать выводы, я склонен видеть позитив: похоже, просто по-другому заставить наше правительство встряхнуться невозможно. Чем дешевле нефть, тем больше мы будем думать о том, как ее здесь перерабатывать, создавать прибавочную стоимость и торговать тем же керосином или из газа делать другое сырье, развивая нефтехимию. А то за 20 лет ни одного нормального НПЗ не построено, а существующие реконструируются из-под палки — вся экономика сырья строилась по плану: быстро извлечь, продать, получить валюту, купить что-то на Западе. По многим позициям Россия стала потребителем, куда сваливалось все, что можно, из других стран, а надо реформировать инфраструктуру и стимулировать экспорт. Китай же готов покупать у нас все: недра, отработанные месторождения, потому что недооцененных залежей в стране еще много. Надо искать варианты, как добывать валюту и вкладывать ее в обновление основных фондов и техперевооружение всей экономики на новых технологических принципах.

— Сколько времени надо, чтобы ситуация стабилизировалась?

— Годы, которых у нас нет. И какие-то деньги, которых тоже нет. Никакого большого оптимизма быть не может. Есть система управления, которая плохо сбалансирована, крайне раздута и работает на короткие популистские задачи. В девяностые годы многие пришедшие во власть на революционном порыве много хорошего из прошлого выкинули, а нового хорошего не создали, не построили нормальных рыночных механизмов в силу своих наивных представлений. Я иногда испытываю двойственное чувство: людей надо отбирать и учить, бороться с кумовством. Никого не смущает засилье родственных связей, а надо повышать конкурентоспособность чиновничьей машины, решительно ее сокращать, чтобы она не мешала бизнесу, а была нацелена на создание условий для его развития, уж коли мы говорим о рынке. Или мы строим что-то другое?

Деньги под ногами

— В одном из ваших интервью вы сказали, что «негосударственные пенсионные накопления — стратегический источник «длинных» денег и, главное — это один из самых крупных потенциальных источников фондирования инвестиционных проектов в регионах». Раскройте вашу мысль.

— Негосударственная пенсионная система в современной рыночной экономике — это мощный финансовый ресурс, гораздо мощнее, чем банки. Зачастую пенсионные фонды владеют банками, а люди за рубежом имеют несколько пенсионных планов, получают при выходе на пенсию 80% от своей зарплаты и не теряют в уровне жизни. Суть моей идеи простая: на территории Новосибирской области примерно 1,4 миллиона работающих людей, за которых работодатель ежемесячно отчисляет средства в пенсионный фонд РФ. В год это десятки миллиардов руб­лей. Работник может написать заявление, чтобы шесть процентов из этой суммы перечислялись в негосударственный пенсионный фонд, и при выходе на пенсию он будет получать две суммы: социальную пенсию и то, что для них заработали инвестиции в НПФ, которые к тому же и наследуются, в отличие от средств поступающих в распределительную систему ПФ РФ. В регионе уже сотни тысяч работающих написали такое заявление. Это колоссальные деньги. Задача — их аккумулировать и направить на развитие территории, на которой эти люди живут и работодатели оплачиваю эти отчисления. Основной работодатель на территории — бюджет. В регионе около 300 тысяч гослужащих, учителей, врачей и прочих, за которых отчисления в пенсионный фонде делаются из бюджета. Этот простой экономический механизм тяжело доходит до властей, депутатов, но его прекрасно усвоили монополии — «Газпром», «Норильский никель», РЖД, крупные банки — они быстро смекнули, как это работает, и создали свои пенсионные фонды и своих работников в них вовлекли, зачастую в приказном порядке, а собранные десятки миллиардов руб­лей направили на развитие своих видов деятельности. Я считаю, что этот поток, хотя бы в части бюджетников, надо развернуть на территорию. НПФ, при надлежащей организации работы и взаимодействии, а лучше прямом участии, с властями способен саккумулировать в короткие сроки деньги, сопоставимые с годовым бюджетом области. Подобный фонд способен кредитовать область на длинные сроки — 10, 20 и более лет, чего не способна в текущем моменте обеспечить банковская система, обслуживать ипотечные проекты, за счет этих ресурсов можно строить мосты, платные автодороги и прочие инфраструктурные объекты. Эти деньги лежат под ногами, а субъект федерации — это надежный заемщик. Вот о чем я говорил: «длинные деньги» может дать только накопительная пенсионная система, и если ее похоронят, то рухнет и фондовый рынок. Меня удручает, что никто этот источник не видит — ни на местах, ни федеральные власти. Хотя они во многом делают это сознательно — больно велико желание присосаться к этим деньгам и пустить на затыкание текущих дыр, в ущерб развитию. Последние два года борьба вокруг НПФ, самой возможности существования накопительной системы предельно обострилась. Но это тот рубеж, который нельзя уступить. И эта ситуация, пожалуй, как в капле воды отражает всю непоследовательность нашей экономической политики.

— Как сегодня живут новосибирские негосударственные пенсионные фонды?

— В Новосибирской области зарегистрирован один НПФ — регио­нальный «Сибирский Сберфонд». Но есть много филиалов и представительств других фондов, в том числе открытых большими корпорациями. Сейчас все фонды проходят проверку, готовятся к акционированию, вступают в систему страхования. Процедура должна быть завершена к началу следующего года. После, надеюсь, возможности этого инструмента только расширятся, и мы перестанем в них сомневаться, больше появится мотивов создавать их при субъектах федерации. Это в том числе и дополнительный долговременный инструмент поддержания социальной стабильности.

— Можете оценить инвестиционную привлекательность регионов Сибири?

— Можно вспомнить программу «Сибирь», которую каждый полпред президента переписывал. В итоге зона ускоренного развития сейчас на Дальнем Востоке, а у нас никаких прорывных решений не наблюдается. Есть надежда на Биотехнопарк, Технопарк Академгородка. Когда есть учебная база, университет, институты — это точки роста, которые надо развивать. Сейчас наблюдается тенденция: многие, кто направляли деньги за рубеж, начинают их возвращать, и это может быть источником инвестиций в новую индустриализацию — им надо куда-то эти средства вкладывать. Надо только этим инвесторам создавать условия, предлагать интересные проекты. Надо развивать транспортный узел, аэропорт «Толмачёво», формировать хаб — это наш козырь.

Обречены на выживание

— У каких сегментов есть больше шансов выстоять против накопившихся проблем?

— Я бы сказал спасибо за то, что санкции продлили на год, на самом деле, теперь бизнесмены могут не озираться и не ждать, что вот санкции отменят и на полки опять хлынет импортная редиска. Я акционер одного из сельхозпредприятий, фермер, мы купили немецкое оборудование и теперь можем хранить весь год продукты, которые сейчас еще и реализовывать можно по интересной цене. Теперь хотя бы ясно, зачем мы вкладываемся в хранение, в перевозку, и понимаем, что быстро окупится. Агропромышленный комплекс обречен на выживание, нужно только ему помочь.

Никуда также не денется стройка. Думаю, удастся побороть инфляцию, хотя она будет все равно высокая, отсюда высокие ставки кредитов, невозможность привлечь «длинные деньги» для инвестирования. Тем не менее строительный рынок выживет, жизнь не остановишь, но корректировка цен произойдет.

В оборонной промышленности объемы будут уменьшаться, а сроки увеличиваться. В атомной промышленности все двояко: мы получаем большие заказы — более чем на 100 миллиардов долларов на годы вперед уже набрали. Вопрос в другом: сможем ли мы их выполнить на имеющейся производственной базе?

Медицина тоже должна развиваться, поэтому она будет прирастать частными клиниками, особенно в стоматологии конкуренция уже довольно жесткая. Если человеку нужно лечение, он, несмотря ни на какие цены, пойдет и заплатит. Главная задача: найти такие потребности экономики, населения, на которые есть спрос или он возникнет в ближайшей перспективе, и выстраивать бизнес вокруг реальных потребностей..

— А какие сегменты с реальными проблемами еще не столкнулись?

— С проблемами столкнулись все, за исключением тех, кто жил за счет экспорта — они, наоборот, выиграли. За год их рублевая выручка почти удвоилась. Те, кто поставлял что-то на Запад, сейчас шикарно себя чувствуют, при одном «но» — если у них нет технической зависимости от импортных комплектующих. Сейчас нам объясняют, почему подорожали ГСМ при падении цены на нефть — потому, что велика зависимость от импортных комплектующих, а курс руб­ля изменился. В целом, все сегменты, кроме сельского хозяйства, будут долго приспосабливаться, но девальвация — это шанс в ценовой конкуренции. Наконец пелена спала, мы можем трезвым взглядом взглянуть на ситуацию. Надо работать в первую очередь над теми отраслями, где уже есть задел, и не отставать от других стран в развитии.

Терпеливый и умный народ

— Сколько еще Россия сможет выдерживать это давление, пока не случится социальный взрыв?

— Ситуация тяжелая, но она заставит нас что-то делать. Раньше доллары сыпались, а сейчас нас трясет. А народ удивительно терпелив и заслуживает того правительства, которое у него есть. А потом мы кого-нибудь обвиним, снимем с должности, назовем главным негодяем. С другой стороны, есть общественный договор, люди говорят: «Вы там сидите и творите что хотите, лишь бы нам было хорошо». Десяток лет этот договор отлично действовал: были высокие цены на нефть, нефтедоллары просачивались в другие сегменты экономики, многие стали неплохо жить, купили машины, квартиры, ездили за границу. Сейчас мы рассчитываемся за это проедание и недоинвестирование. Пока есть резервные фонды, они позволят немного продержаться, но международная ситуация накалена. Если в 1998 году еще была промышленная база, которая позволила быстро восстановиться в кризис, то сейчас все допито и съедено, а новая производственная база только начинает формироваться.

Еще осталось то поколение, которое жило при централизованном руководстве и когда была определенная идеология — царь-батюшка или президент, который ведет страну, и говорилось, что вокруг враги. Но жизнь сложнее, сейчас все заменяет телевизор, а чтобы случился, как вы говорите, социальный взрыв, людей надо сильно достать. Все стратегии очевидны: один уехал за границу, второй на грядках, а третий приспосабливается. Я как раз оптимист, даже люблю пошутить, что надо бы эмбарго наложить и на нефть, и на газ, а тогда мы займемся страной.

Помимо экономического механизма нужно совершенствовать механизм народного представительства, депутатской власти, бороться с монополизмом. Но все революции вершатся в Москве, а все остальные по вертикали подчиняются, хотя Новосибирск не последний в этой игре. Гражданское общество надо начинать формировать, причем это должны быть патриотически настроенные люди, которые любят свою страну.

— Неутешительно звучат ваши прогнозы.

— Нет, я часто говорю: удивительно крепкое государство построили предки — кто только ни экспериментировал на нас, но никак не свалят. И не свалят! Россияне — умный народ, талантливый, все уже привыкли надеяться больше на себя, а не на государство, и это позитивный тренд.

Я не верю в конец России, найдутся герои, которые все поправят. И действующий экономический блок нащупает линию, у нас много нормальных экономистов, здравых идей, просто никто их не слышит, не хватает диалога. В девяностые годы многие «революционеры» засели в правительстве и правят балом, а следовало бы соломки подстелить. Пока перспективы нечеткие: либо в зависимость от Китая попадать, либо продать на 30 лет вперед нефть и газ по смешной цене с нулевой прибылью. Политическая система должна жить не одним днем и понимать свою ответственность перед будущим поколением, не думать: «Мы сейчас пенсионные фонды грохнем, деньги заберем, а что будет через 20–30 лет — не наша забота». Если такие решения принимать, то будущего не будет. Я 20 лет уже создаю институты рынка: биржа, банки, пенсионный фонд, накопительные системы, ипотеку, занимался даже дорогами. Я пытался двигать все это за государство, но необходимы именно политические решения. А раболепия перед Западом не должно быть, Россия — самодостаточная страна. Конечно, за падением будет подъем, хоть все и проходит у нас в уродливой форме. У нас впереди долгий и тяжелый путь, надо перемочь. Главное — понять, куда двигаться, и не останавливаться.

---

Александр Лубенец — идеолог российского ипотечного кредитования. В конце девяностых он возглавил новосибирский филиал банка «Сибконтакт», где на тот момент работали три сотрудника и обслуживались три клиента. Он стоял у истоков создания регио­нального НПФ «Сибирский сберегательный» — единственного на сегодня новосибирского негосударственного пенсионного фонда. Помимо прочего, Александр Лубенец известен как председатель совета директоров Сибирской межбанковской валютной биржи, девелопер, автор проекта телевидения в общественном транспорте и один из самых упертых «реформаторов» банковской системы. В интервью «Эксперту-Сибирь» финансист рассказал о путях выхода из экономического кризиса, потерянной независимости страны, роли пенсионных фондов и безграничном российском терпении.