На вопросы корреспондента журнала «Эксперт Северо-Запад» отвечает заведующий кафедрой психиатрии и наркологии Северо-Западного государственного
медицинского университета им. И.И. Мечникова, доктор медицинских наук, профессор, главный психиатр, главный нарколог Санкт-Петербурга Александр Софронов.
– По каким индикаторам можно оценить наркос итуацию в Санкт-Петербурге?
– Наркоситуацию мы оцениваем по двум показателям. Это распространенность или болезненность (сколько мы имеем нарко- и алкоголезависимых) и первичная заболеваемость (сколько случаев заболеваний было зафиксировано за подотчетный период). Показатель распространенности имеет тенденцию к снижению как по Санкт-Петербургу, так и по России в целом. На сегодняшний день в государственных наркологических учреждениях города под наблюдением находятся чуть более 40 тыс. пациентов, что ниже показателей предыдущих лет.
Что касается заболеваемости, то она снижается, и это тоже общероссийский тренд. В 2014 году по сравнению с 2012-2013 годами она снизилась на 17,6%. Уровень первичной заболеваемости населения Санкт-Петербурга наркоманией в 2014 году составил 9,4 в расчете на 100 тыс. населения.
– Насколько эта статистика надежна и отражает реальное положение дел?
– Наши данные весьма объективно отражают тенденции наркоситуации,
но не показывают абсолютное количество наркопотребителей. По понятным причинам: большая часть из них не является нашими пациентами.
Первичную обращаемость составляют лица, которые преимущественно
принимают т.н. тяжелые наркотики. Они же являются основной когортой, которую мы берем за основу при оценке распространенности. Однако в Санкт-Петербурге, как и во всем мире, тяжелые наркотики (в первую очередь речь идет об опиоидах) вытесняются психостимуляторами, синтетическими каннабиноидами, лекарственными препаратами, которые употребляются с немедицинскими целями. Это латентная группа, которая сегодня не засвечивается. Однако в реабилитационных центрах и в первичной сети
все-таки фиксируется рост пациентов, употребляющих синтетические каннабиноиды, в обиходе известные как «спайсы». В России и Санкт-Петербурге эта проблема встала в полный рост.
– Как Санкт-Петербург выглядит в сравнении с другими регионами?
– Распространенность наркологических заболеваний в Петербурге более
чем в два раза ниже общероссийского показателя (788,6 на 100 тыс. населения). При этом в городе имеет место высокая выявляемость наркологических заболеваний, что характерно для всех мегаполисов. Граждане в них живут компактно, находятся на виду, в них высокая активность медицинских учреждений и правоохранительных органов. А есть регионы, на территории которых население рассредоточено, это означает иную доступность медицинской помощи, что позволяет говорить о более низкой выявляемости.
– Возможно ли, что в отдельно взятом городе люди могут в два раза меньше употреблять наркотики, чем в целом по стране?
– Трудно сказать уверенно. Нужны данные, полученные с помощью корректных научных популяционных исследований. Обычно в случаях существенных статистических расхождений принято указывать на проблемы выявляемости, однако, как я уже сказал, в Петербурге она на высоте, а значит, косвенно подтверждает достоверность этой информации. Уместно также сказать об активности всех участников антинаркотической работы. Например, полиция и ФСКН в нашем городе имеет по данным нтинаркотической
комиссии очень высокие показатели изъятия наркотиков. Можно дать еще
одно объяснение. Санкт-Петербург находится в выигрышном положении
по сравнению со многими городами и регионами. У нас много рабочих мест,
много высших учебных заведений, город позиционируется как культурная
столица. Соответственно, жители Петербурга имеют уникальные возможности для саморазвития. Согласитесь, что не все регионы нашей страны имеют подобные ресурсы. Как известно, плохая экономическая ситуация коррелирует с социальной депрессией, и наркомания, токсикомания и алкоголизм в такой ситуации не заставляют себя ждать.
– Может ли ситуация кризиса в экономике привести к всплеску употребления наркотиков в Санкт-Петербурге?
– По форма льным показателям, существенного влияния кризиса на
потребление психоактивных веществ (ПАВ) мы не видим. Но все же необходимо взять за основу и другие данные. Например, посмотреть, насколько возросли криминогенность, преступность и прочее. При этом, когда мы говорим об обществе, не стоит забывать и об отдельной личности. Если мы не видим роста наркологической патологии, это вовсе не означает отсутствия личных драм и трагедий, которые приводят к депрессии и толкают личность на потребления ПАВ. Это тоже является прописной истиной.
– Дает ли профилактическая работа возможность свести риски употребления наркотиков в Санкт-Петербурге к минимуму?
– Профилактика такая же наукоемкая дисциплина, как лечение и реабилитация. Соответственно подход должен быть научным, а не декларативным. Мы не можем однозначно сказать, из чего складывается результат. Все мероприятия имеют значение постольку, поскольку вмешиваются в психологию и образ жизни молодого человека. Подростковая алкоголизация в городе однозначно снижается, токсикомания тоже пошла вниз. Лет пять-семь назад мы все видели вокруг станций метро мальчишек с безумными глазами с полиэтиленовыми пакетами с клеем. Где они сейчас? Не знаю.
Но знаю точно, что их компания больше не пополняется такими темпами, как было десять лет назад. И все же, говоря об улучшении наркоситуации в целом, мы не должны забывать о существовании маргинальных групп. Остаются подростковые субкультуры, которые допускают употребление ПАВ. Могу привести пример из личной практики. Пару лет назад я читал лекцию педагогам одного из профтехучилищ в пригороде Петербурга. Сотрудники училища пожаловались мне на повальное употребление подростками веселящего газа из шариков. Для меня на тот момент это было откровением. Нет
оснований для самоуспокоенности. Да, стало лучше, но далеко не все хорошо.
– Знаем ли мы заранее, что будет эффективным, а что нет при проведении профилактики наркомании? Имеет ли организация досуговой деятельности отношение к профилактике наркомании и можно ли доказать ее прямое влияние?
– Тут возникает вопрос, что вообще
считать профилактикой. Митинги «Я выбираю жизнь», рекламные плакаты или тестирование на наркотики? В отдельности эти меры выдерживают критику, но в целом гармонии и взаимосвязи между этими мероприятиями нет, они не синхронизированы друг с другом и подчас лишены исходной конструктивной идеи. Что-то более эффективное может родиться только в гармонии. Простой рассказ о вреде наркотиков в большинстве случаев профанация. Кто-то ведь может слушать с неподдельным интересом и размышлять при этом, не попробовать ли наркотик самому. Кто-то воспринимает услышанное как страшилку, к нему не относящуюся. Ему рассказывают
о том, что понюхаешь – умрешь. Но он уже раз двадцать нюхал и кроме
удовольствия ничего не испытывал. Восприятие информации разномодальное, поэтому вопрос, насколько эффективны лекции, оставлю без ответа. Более эффективно, когда мероприятия организуются в формате тренингов, свободных дискуссий, встреч с бывшими потребителями наркотиков, разыгрываются жанровые сцены и ролевые игры, демонстрирующие преимущество трезвого образа жизни. Это уже реальные интервенции в сознание потенциальных потребителей. Много полезного делают представители правоохранительных органов, рассказывая о юридических последствиях потребления наркотиков и подкрепляя их конкретными примерами. Тогда да,
если у молодого человека с головой все в порядке, то он пожмет плечами
и скажет, что игра с наркотиками не стоит свеч.
– Каким в таком случае может быть комплексный и гармоничный подход к профилактике?
– В каждом коллективе необходимо выявлять проблемные группы из
тех, кто не стал пациентом сейчас, но рискует им стать в обозримом будущем. Тогда профилактика становится более эффективной. Диффузно вести профилактику – это просто распылять средства.
Например, социа льна я рек лама часто бьет мимо цели. Несколько лет
назад на улице Мориса Тореза в небедном квартале висели плакаты антинаркотического содержания. Вряд ли их там читал кто-то из наркозависимых. Рядом находится парк Сосновка, где дети катаются на роликах, скейтбордах, велосипедах, бегают трусцой. Для них вопросы наркомании просто неактуальны. А если бы этот плакат висел напротив того самого училища,
то, может быть, от него и был бы толк.
– Должен ли приоритет при противодействии наркомании быть отдан профилактике?
– Это правильный подход. Экономический результат от профилактики невозможно рассчитать корректно, потому что нет константы. Мы не знаем точно, сколько мы вкладываем в профилактику и сколько теряем, имея в обществе наркозависимых. Но мы хорошо представляем, во что обходится лечение одного больного. С этой точки зрения каждый рубль в перспективе обернется 10 рублями экономии. Если создать мощную научно обоснованную систему первичной профилактики, то мы будем экономить на здравоохранении вполне реально.
– Показало ли свою эффективность тестирование школьников на наркотики? Ведь цена ошибки при тестировании довольно высока, и это может искалечить судьбу ребенка.
– Именно поэтому к тестированию школьников я отношусь сдержанно.
Несложно обнаружить употребление только некоторых наркотиков, а их десятки разновидностей. У нас нет четкого верифицированного подхода, что делать с теми, у кого мы эти следы обнаружили. Если бы я был школьником сейчас, то пошел бы на тестирование только для того, чтобы меня воспринимали как нормального человека и оставили в покое. Ведь сомнительная репутация никому не нужна. Я уже говорил, что скрытое потребление более распространено, чем мы это себе представляем. Так, когда мы изучали распространенность злоупотребления алкоголем и ПАВ среди пациентов, поступивших в НИИ скорой помощи им. И.И. Джанелидзе, то были потрясены, когда увидели реальную статистику. Исследование показало, что около 23% поступивших на лечение пациентов злоупотребляли алкоголем и не более 2% – наркотиками. На учете из них состояли только 3%. Кстати, среди лиц, перенесших отравление героином или метадоном, доля составила уже 18%. Реально есть, кого выявлять, но только это были не школьники. Процент выявленных потребителей среди школьников при тестировании
в Петербурге не известен. Думаю, что пока он настолько мал, что результат
можно считать случайным событием.
На мой взгляд, выявленный потребитель, если он не наркоман, имеет
право на ошибку. Ректоры ряда вузов недавно рапортовали о принятии локальных нормативных актов, которые делают несовместимым пребывание в
вузе молодого человека, пойманного на употреблении ПАВ. Этого нельзя
допустить. Такого человека надо воспитывать, контролировать, дать ему
шанс. Стране не нужны маргиналы, ей нужны квалифицированные кадры. А
сделать из потенциального специалиста маргинала, запретив ему доступ к
образовательному ресурсу, очень легко. Мы потеряем человека, который
может пересмотреть свое поведения и стать полезным членом общества.
Необходимо четко понимать и донести до всех, что разовое потребление не является заболеванием. Это проявление человеческой глупости и
неразумности, стадного чувства, чего угодно. Обнаруженными на тестировании школьниками и студентами надо заниматься, их нужно воспитывать,
брать на контроль, включать в группы наблюдения. Я считаю, что если мы их
правильно направим, а не перекроем им кислород, то в большинстве из них
вырастут достойные члены нашего общества.
Есть и экономический аспект этой проблемы. Тотальное тестирование
стоит очень дорого. Опыт Казани показал, что процент выявленных потребителей методом тестирования оказался ниже, чем анонимное анкетирование, где люди могут отвечать более искренне.
– Как вы относитесь к профилактике наркомании на рабочих местах? Назрела ли необходимость внедрения этой меры?
– Есть определенные профессии, к которым необходимо предъявлять
особые требования к психическому и физическому здоровью. К ним относятся полиция, вооруженные силы, работники, эксплуатирующие сложные механизмы (например, энергетические отрасли), работники транспортной сферы. Тут сомнений быть не может, и тестирование должно быть обязательным.
– Может ли человек стать наркоманом во взрослом возрасте?
– Во взрослом возрасте мы видим, как заболеваемость критически сокращается. Если говорить о тех, кто стал опиоидным наркоманом в юности, то их перспективы после сорока лет можно определить следующим образом. Треть не доживет, треть прекратит употреблять, а треть продолжит. Это научные данные. То же самое относится и к алкоголю. Может быть, только несколько иной статистический расклад.
– В советское время существовала система лечебно-трудовых профилакториев. Какая альтернатива ей существует сейчас?
– Советские подходы в современном правовом государстве не выдерживают критики. Специалисты очень боялись, что она возродится. Я не раз высказывался против, потому что допускал сценарий, согласно которому «революционная» тройка из участкового, начмеда и лечащего врача будет принимать решение оставить человека на свободе или принудительно отправить в профилакторий, где он будет трудиться бесплатно или за мизерное вознаграждение. Мы пошли по цивилизованному
пути, и принудительно лечение у нас гуманнее, чем во многих странах. Оно
определяется судом, а кроме лечения мы оперируем терминами диагностики, профилактики и реабилитации. Тем самым мы даем шанс потребителям наркотиков. Другое дело, что они им не очень-то пользуются. Есть немало случаев, когда при выборе между лечением и тюрьмой выбор делается в пользу второго варианта. Это распространенное явление как у нас, так и за рубежом, поскольку, наверное, можно рассчитывать на условное наказание или условно-досрочное освобождение.
– Есть мнение, что необходимо сделать все возможное, чтобы наркоман ни в коем случае не оказался в тюрьме и был направлен на лечение.
– Это правильная тактика. Противники принудительного лечения
резонно говорят, что статистика и по обычному лечению оставляет желать
лучшего. Как вообще можно лечить человека против его воли, особенно в
случае алкоголизма или наркомании? С этим аргументом можно согласиться
лишь отчасти, ведь существуют технологии, рассчитанные на людей с низкой мотивацией. Если человек уже попал в систему медицинской помощи и реабилитации, то он становится объектом наших интервенций, которые могут сработать. Большая дорога, как известно, начинается с первого шага. А то, что шансы низкие, не означает, что лечить не надо. Если человек прошел курс реабилитации и сорвался – не беда. Он
может вернуться к нам. Есть исследования, четко показывающие, что социальное функционирование наркомана после реабилитации становится более
успешным, даже в случаях рецидива. Когда случится срыв, он, скорее всего,
обратится за медицинской помощью повторно.
– Лечение в наркологических клиниках и реабилитационных центрах очень часто приводит к рецидивам. Значит ли это, что наркомания неизлечима в принципе?
– «Завязавшие» наркоманы говорят о себе как о выздоравливающих, допуская
возможность рецидива. Но рецидив может быть при любом заболевании, если
речь не идет о травме или остром состоянии. Ремиссия зарождается у наркомана и алкоголика в период активного потребления. Поэтому и состоятельна
стратегия раннего выявления. Надо внедряться в среду потребителей, привлекать общественные организации, социальные центры, в которых обратившиеся люди не поражаются в правах. Человек может поймать свой шанс сам.
Речь идет о нравственном и духовном возрождении. Появление новых приоритетов позволяет держать влечение под контролем, изменить свое поведение.
А как эти подходы будут оформлены, светски или религиозно, не имеет принципиального значения. От наркомании нет таблетки, равно как нет таблетки от
глупости. В этом отношении роль медицины в лечении наркоманов и алкоголиков сильно преувеличена.
– Можно ли обойтись без принуждения в вопросе лечения наркомании?
– И да, и нет. Просто термин «принуждение» трактуется не совсем правильно, из-за чего часто возникает путаница. Если трактовать понятие в общемедицинском контексте, то да, это нонсенс. Однако если рассматривать как юридически верифицированное действие, то все приобретает несколько иной смысл. На самом деле оно не принудительное, а альтернативное. И мы здесь не первопроходцы. Такая практика широко применяется в цивилизованных странах.
– Могут ли городские власти справиться с наркоманией, опираясь исключительно на собственные силы?
– Государство не должно работать в одиночку. Государство не может разбираться во всех деталях и тонкостях. В первую очередь оно должно осуществлять управленческие функции, обеспечивать финансовое и идеологическое сопровождение. А исполнять задачу может кто угодно, например, любая организация, подтвердившая свою компетентность. В реабилитации должны быть свои отраслевые стандарты, такие же, как в лечении. Существует стандарт медико-социальной реабилитации. На мой взгляд, документ выдерживает критику, хотя многие говорят, что в нем зашиты юридические противоречия.
– Существуют либеральная и силовая модели антинаркотической политики. Какая из них вам ближе?
– Истина где-то посередине. Во всем должно быть здравомыслие. Все должно быть разумно замешано, чтобы на выходе получилась единая стратегия.
– Насколько Санкт-Петербург обеспечен качественными лечебными и реабилитационными центрами и насколько предлагаемые ими лечебные программы доступны для населения?
– Сеть лечебно-реабилитационных клиник в Санкт-Петербурге отлично развита. В свое время мы провозгласили принцип не только наркологической помощи населению, но и медицинской помощи наркологическому больному. Мы создали отделение в инфекционной больнице, ввели соответствующую службу в центре СПИДа, лицензию на наркологию получила одна из туберкулезных больниц. Мы были первыми, кто создал пять амбулаторных реаби литационных центров. По тем временам это было спорным решением, так как было популярным создание закрытых отделений. У нас были к тому времени стационарные отделения реабилитации, но мы решили, что есть потребность в открытых формах помощи. Нас долго не понимали, задаваясь вопросом:
«Как можно удерживать наркоманов в отрытой среде?» Но сейчас споры прекратились – центры переполнены. В городе была создана мощнейшая химико-токсикологическая лаборатория, эффективно работает Центр по лечению острых отравлений. Нет разве что спа-капсул, хитроумного оборудования, позволяющего выявить, пил человек семь дней назад или нет, не измеряется серотонин в биологических средах, как того требуют федеральные рекомендации. Может, его и надо измерять, но всегда есть приоритеты, в которые необходимо вкладывать деньги. Пока как-то обходимся.
– Должно ли государство сокращать свое участие в лечении и реабилитации наркомании на уровне города, отдавая эти задачи на откуп негосударственным организациям?
– Это уже сделано. Комитет по социальной политике позиционирует несколько социальных центров, центров поддержки людей в сложной жизненной ситуации. Социальные общественные организации получают гранты. В принципе можно говорить о доминировании в сфере реабилитации, да и профилактики некоммерческих общественных организаций. В достижения Санкт-Петербурга стоит записать высокую активность общественных организаций и частных медицинских центров. Некоторое время назад к частной инициативе в наркологии относились настороженно, но сейчас все изменилось. Скоро будут сертификаты, которые позволят направлять больных из городских больниц в негосударственные реабилитационные центры. Общественные организации более перспект и вн ы, че м г о с уд ар с т ве н н ые, в вопросах социальной реабилитации за счет своей гибкости.
Биография
Александр Софронов, заведующий кафедрой психиатрии и наркологии, доктор медицинских наук, профессор, главный психиатр, главный нарколог Санкт-Петербурга.
Сертифицированный врач-психиатр высшей категории, врач-нарколог, полковник медицинской службы. Автор более 160 научных работ.
Родился 16 августа 1960 года в Ленинграде в семье академика Российской академии медицинских наук, профессора Генриха Софронова. В 1977 году поступил, а в 1983-м с отличием окончил Военно-медицинскую академию. С 1987 года является адъюнктом кафедры психиатрии Военно-медицинской академии. Занимал должности врача-специалиста, старшего ординатора, преподавателя, начальника отделения, профессора кафедры психиатрии. С 2005 года – заведующий кафедрой психиатрии Санкт-Петербургской медицинской академии последипломного образования. С 2006-го – главный нарколог Комитета по здравоохранению правительства Санкт-Петербурга.
В 1990 году защитил кандидатскую диссертацию «Особенности острой интоксикации и абстинентного синдрома при злоупотреблении препаратамиопия кустарного изготовления», а в 1995-м докторскую – «Клинико-экспериментальное обоснование новых подходов к оказанию токсикологической и психиатрической помощи при злоупотреблении опиатами». Обе диссертации выполнены по смежным специальностям «психиатрия» и «токсикология».
Основные направления научных исследований: экзогенные и органические психические расстройства, психофармакология, наркология.
Таблица Общественные организации и реабилитационные центры на территории Санкт-Петербурга и Ленинградской области