Сосредоточенно влетаем в метро. Первым делом оцениваем уровень безопасности у турникетов. Патруль — хорошо, рамки металлоискателей — обязательно, собаки — «плюс пять» к защите. Если просят пройти и просканировать вещи, соглашаемся с подчеркнутой вежливостью и благодарностью. Потом вагон. Дарим цепкие изучающие взгляды попутчикам, получаем в ответ такие же. Всматриваемся не только с подозрением, но и с надеждой, ведь эти же люди потом могут спасти вам жизнь. Выбираем место, желательно с края вагона. Двери закрываются, мы вспоминаем разорванные изнутри створки в Питере, и накатывает первая волна страха, усиливающаяся с каждой остановкой по мере приближения к центру города. Каждый новый подозрительный пассажир дает повод задуматься: а не пора ли перейти в другой вагон? И наконец облегчение после завершенной поездки.
Сценарий, знакомый многим горожанам. Богатая история терактов в России не притупляет липкое чувство страха в первые дни после новой трагедии. Оно скоро схлынет, оставив некое самоуспокоение: «Я был сосредоточен и внимателен, я, лично я, выиграл этот раунд битвы с терроризмом». Ощущение ложное от и до. От терроризма нет абсолютной защиты. Системы безопасности и работа спецслужб лишь снижают шансы на встречу со смертью. Европейцы об этом знают уже больше нашего. Все последние теракты в Старом Свете происходили на поверхности, вне всякой логики и без технических возможностей для их предотвращения: грузовик въезжает в толпу, человек кидается с ножом на пассажиров в электричке или бросается на патруль. Даже заранее известная информация о запланированном теракте (а похоже, в Петербурге готовились к чему-то плохому еще за день до взрыва) не панацея. Слишком много людей, слишком много угроз. Специалисты-психологи могут заранее распознать смертника в толпе, но их мало, очень мало. Их не поставишь на каждую станцию метро и не посадишь в каждый автобус. Попытка самому сыграть в психолога — обычно выстрел в молоко, поскольку эксплуатирует типовые мифы и взращивает ксенофобные ростки, которые в спокойной обстановке мы давим в себе представлениями о политкорректности. История с Ильясом Никитиным, первым «общественным» подозреваемым в подрыве питерского метро, — яркое тому доказательство. Строгая борода, тюбетейка, черная одежда прямого покроя — ну, вне всяких сомнений ваххабит. В то же время через турникеты прошел типичный хипстер в обычной куртке, синей вязаной шапочке и очках, с российским паспортом в кармане. Выходец из Киргизии 22-летний Акбаржон Джалилов, смертник, убивший 14 человек и ранивший десятки. Умирая, он надеялся, что еще одна бомба в сумке сработает на другой станции метро.
А у русского десантника Ильяса (Андрея) Никитина, воевавшего в Чечне, а затем принявшего ислам и отказавшегося от оружия, теперь проблемы. Он лишился работы, он него отворачиваются люди, он не смог вернуться домой — пассажиры самолета отказались пускать его на борт. Их вряд ли можно осуждать. Тем более что спустя несколько дней общество проснулось: появилась петиц