Как будет теперь, с учетом поправок, будет работать закон?

Первое — блокировка контента по уже классической установленной схеме через Роскомнадзор и провайдера, а второе — дело об административном правонарушении, которое будет возбуждать полиция, составлять протокол, уведомлять об этом прокурора и направлять дело в суд для рассмотрения. Если суд признает ответчика виновным, он получит санкции в виде штрафа в первый раз, повышенного штрафа и возможного административного ареста — в случае рецидива. В случае с фейковыми новостями речь идет только о блокировке.

Это можно назвать цензурой?

Я думаю, что этот закон направлен, скажем так, на расширение практики цензуры, прямо запрещенной Конституцией, хотя законодатель и попытался изобрести для этого какую-то более или менее приличную формулировку. Говоря про «более или менее приличную», я имею в виду, что борьба с фейковыми новостями — это вполне легитимная цель, глобальная проблема, признанная на международном уровне. С российской действительностью проблема в том, что уровень доверия к государственным органам очень низкий.

И наоборот, эти поправки могут принести какую-то пользу обществу?

Нет. Закон еще не вступил в силу, но негативный эффект от него уже есть. Люди начинают обсуждать возможные санкции за критику чиновников и формируют у себя фильтры самоцензуры, СМИ обсуждают эти поправки со своими юристами, вносят коррективы в редакционную политику. Очевидно, что любой юрист будет высказываться в пользу того, что нужно быть осторожным, что вот некие формулировки использовать нельзя, что такие-то высказывания рисковые — а это и есть внедрение цензуры.

С российской действительностью проблема в том, что уровень доверия к государственным органам очень низкий

Есть подобные законодательные инициативы где-то за рубежом?

Естественно, есть методы борьбы с фейкньюс — крупные социальные сети, вроде Фейсбука, активно разрабатывают алгоритмы борьбы с ложными новостями. Насколько это хорошо работает — вопрос.

Что касается критики власти, то это совершенно естественное и законное право любого человека. Государственные органы вообще не обладают одушевленностью для того, чтобы переживать какие-то нравственные страдания в связи с критикой; в этом смысле «оскорбление власти» — вообще довольно странная конструкция. Оскорбиться может только какой-то конкретный человек; государственный орган и Конституция не могут оскорбиться.

Какова вероятность, что сам законопроект со временем повторит судьбу статьи 282 об экстремизме и будет как минимум смягчен?

В прекрасной России будущего он вообще будет отменен, как и многие другие. Если она будет слишком активно применяться, как это было с той же 282-й, то рано или поздно абсурд дойдет до пика и норма будет нейтрализована — через Верховный суд, поправки в законодательстве, Конституционный суд… или политический режим рухнет.

Но ведь проблема «информационного хаоса» действительно существует, фейки, против которых призвана бороться одна из поправок, могут нанести вред человеку в частности и обществу в целом.

Проблема заключается в том, что метод еще и не работает. А у тех, кто принимает закон и впоследствии будет его применять, возникает ощущение, что они с чем-то реально борются.

Как вы считаете, нужно как-то контролировать информацию в интернете?

Должно быть прежде всего саморегулирование — определенные стандарты, которые должны вырабатываться самими игроками в интернете. Власти со своей стороны могут как-то поощрять правомерное и ответственное поведение, без полицейщины, без тюрем и без каких-то откровенных форм наказаний, которые у нас практикуются.